Автобаза
Шрифт:
Хорошилов заметил скромную "Ниву", прилепившуюся к нему у дома-музея Ильи Репина. Может, случайность? Но бизнесмен решил не рисковать. Знал домишко на Выборгской со сквозным подъездом. Приличный. Реконструированный. С консьержем. Здесь вполне мог проживать его компаньон. Он подрулил к гостевой стоянке. Поставил машину, уплатив до утра, и направился в подъезд. Зная точно одну фамилию жильца, назвал ее и попросил не предупреждать - сюрприз. А сам направился ко второму выходу. Им пользовались владельцы собак, и дверь по
В Питере было так же душно, как в Москве, но гораздо хуже - высокая влажность.
Глава 23
ШЛАНГ
Утром баба Катя разбудила Генку и Диму. Они встали одним рывком по старой армейской привычке. Плескались у двух пожарных бочек, наполненных накануне. Баба Катя стояла рядом, держа полотенца, расшитые нехитрым деревенским узором.
Первым закончил процедуру Климов, взял полотенце у необычно молчаливой старухи и ничего не заметил. Зато Артеменко, взглянув в лицо бабы Кати, удивился его отрешенному выражению.
– Вы чего, баб Кать, такая неразговорчивая? Обидел кто?
Та безнадежно махнула рукой и ушла в избу.
Друзья переглянулись. Артеменко двинулся было за ней, но напарник удержал, считая, что лучше разбирается в женской психологии.
– Баб Кать, шланг давай, огород польем, пока солнце не запалило листья, предложил он.
Старуха молчала. Он заглянул ей в лицо и увидел беззвучно текущие слезы.
– Нету шланга, Крольчонок, нету. Пропили.
– Как? Кто?
– ужаснулся Климов: неужели мы вчера?
– Кто ж теперь знает? Кто гулял всю ночь, тот и пропил. Народу вчера вона скоко смотрело, как вы мой огород обиходили.
– Сволочи...
– Я, Генок, ворам прощаю. С тоски пьют, с тоски воруют, чтоб пить. Покупателю не прощу.
– Воровали свои, значит?
– Свои, кто ж еще...
– Участкового предупредите, а сами по деревне походите, поглядите, кто пользоваться будет.
– Они ж не придурки, хоть и пьяницы. Они соседям продали или в Палиху. Там магазин всю ночь работает. У меня туда ноги не дойдут.
– Понятно...
То, что старая назвала его Крольчонком, сначала удивило Климова, потом вспомнил, что вчера, когда после баньки причастились, он рассказывал бабе Кате про свое детство. Значит, и мать вспомнил. Только она так его называла.
Гун вышел к Димону. Тот, чтобы не терять времени даром, уже сходил на колонку и принес пару ведер воды.
– Ну что?
– Хреновые дела. У старухи шланг ночью сперли. Скорее всего, уже пропили.
– Сволочи...
– Я тоже так сказал. Ладно, поехали. На обратном пути другой завезем, пусть на ночь под подушку кладет.
Приятели сели в машину. Баба Катя вышла на порог. Ласточка тронулась, выбросив в утренний воздух аккуратное кольцо сизого дыма.
Они ехали по главной улице деревни, названной в честь вождя революции. Вообще, в деревне было три улицы: непременная Почтовая и почему-то Амундсена. Деревня спала, хотя солнце уже встало и петухи свое оторали.
Однако в предпоследнем дворе было заметно шевеление, в окнах горел свет, не выключенный с ночи, и кто-то даже пытался петь.
– Стой!
– внезапно догадался Генка.
– Вот они, воры!..
– Ты же не видел, а не пойман...
– Пойман. Пойман. Я бабе Кате сказал, чтобы походила по дворам, посмотрела. Они не дураки. Продали в Палиху. Там магазин круглосуточный. Кто еще гулять всю ночь будет? Пойдем спросим.
Артеменко понял - напарника не отговорить.
На всякий случай захватил монтировку. Еще в сенях почувствовали тяжелый запах бедного застолья, услышали голоса двоих, потом третьего.
Классический расклад. Но, войдя внутрь, убедились, что еще два человека, мертвецки пьяные, лежат на кровати.
– А-а-а... Геннадий-угодник, - узнали их.
– И с ним Демьян-праведник. Проходи, садись. Расскажи, чего в столице новенького, когда капитализм нас окончательно задушит?
– Водка тебя раньше задушит, - тихо сказал Артеменко.
– Ты не прав, напарник, я его раньше задушу, если не скажет, кому продал шланг. Баба Катя вас простила, но я возьму грех на душу, - предупредил Генка.
Глаза самого трезвого сузились, а рука потянулась в карман.
– И не думай, - предупредил Димон. Но тот был готов к схватке, и пришлось резким ударом монтировки по предплечью остановить его.
– Сука!
– поднялся с табуретки ближний к Геннадию мужик и тут же оказался под кроватью, сбитый прямым в челюсть.
– Это не я... Честно. Я потом пришел, - уверял третий, оставшись в одиночестве, потому что и второй растянулся на полу, попробовав боднуть Артеменко головой.
– Кому продали?
– спросил его Генка.
– Говорили, Михасю. Это не я. Честно.
– Пошли, честный пионер, покажешь.
Третьего посадили в кабину между собой и поехали в Палиху. Всего семь километров. Теперь летели по двум деревням на форсаже. Перед Палихой пошли тихо.
– Чего деревню Палихой назвали?
– Горели часто. Здесь самый лучший самогон гнали. Пока гнали, пробовали. Вот и горели, - объяснил пленник и даже улыбнулся.
– Могли и Самогоновкой.
– Могли...
– согласился пленник.
– Вон его дом.
– Сиди и не рыпайся, - предупредил Дима.
– А то накостыляем по дороге, - добавил Геннадий.
Они вышли из машины и направились к указанному дому.
– Вот гнида, - Генка указал на колонку, от Которой через забор тянулся шланг; их шланг, они узнали его по патрубку, который самолично смастерил из трубки большего диаметра Дмитрий. А ну-ка, взяли...