Автобиография
Шрифт:
И вот на дно этих каналов в результате аварии упала немалая часть осколков топлива – урана-235, плутония-239 и продуктов деления. [2] Всё это лежало на дне. Возникал вопрос, что будет происходить дальше. Начнется ли выщелачивание, и поступление радионуклидов в Припять, а значит и в Днепр, который снабжает водой Киев или этого не произойдет? Иными словами, идет ли растворение топливных осколков или всё спокойно, они могут там лежать, и ничего с ними не будет… Вопрос стоял так, потому что доставать их со дна было бы значительно сложнее, чем собирать на суше. Да и кто знал, вдруг это приведет к какому-нибудь залповому выбросу радиоактивности или еще к какому-нибудь нежелательному эксцессу. В общем, необходимо было определиться. Эту-то задачу мы и решали, наладив в Чернобыле соответствующий мониторинг, по результату которого пришли все-таки к выводу:
2
Изотопы элементов, имеющих массы примерно от 72 до 162. Например, стронций-90, иод-126, цезий-137 и др.
Я везде говорю «мы», имея ввиду, что с первого же дня мы работали в тесной связке с моим многолетним коллегой, лауреатом Ленинской премии Львом Михайловичем Хитровым. [3] Мы с ним сотрудничали много лет до этого. Он возглавлял лабораторию геохимии океана в Институте геохимии и аналитической химии имени Вернадского. В 70–80-е годы наши коллективы совместно разрабатывали методы определения радиоактивности морей и океанов, и когда грянул Чернобыль, оказалось, что разработка, выполненная целиком для задач геохимии океана, оказалось востребована и в условиях радиационного заражения чернобыльской территории. Хитров сразу поставил своим геохимикам задачу обследовать акваторию Припяти, водохранилища и каналов. А поскольку исследования наши велись сообща, то пригласил и нашу кафедру.
3
Л. М. Хитров – российский ученый-радиохимик, первый президент Союза «Чернобыль». С первых дней катастрофы производил исследования в Чернобыле. Умер от лейкемии. «Благородный, скромный человек и, вместе с тем, глобально мыслящий учёный» – писала о нем в газета «Известия» в некрологе от 27.01.98 г.
В 1988-м году в Зоне был организован «Спецатом», герой Советского союза Самойленко его возглавил. У нас завязались прямые договорные отношения со «Спецатомом» на постоянной основе сроком до 1990 года, и здесь уже в год для нас получалось несколько командировок. Закончилось же наше взаимодействие как раз перед тем, как развалиться Советскому Союзу. Предвестники этого разделения проявлялись уже в том, что украинская сторона стала тормозить вопросы заключения договоров с российскими организациями по чернобыльской тематике. И в конце концов кроме только Курчатовского, по-моему, да радиевого институтов там ни кого из россиян не осталось. Все вопросы украинцы стали решать сами.
… И вот, будучи в этой тематике, как ликвидатор-чернобылец я оказался делегатом 1-го учредительного съезда общественной организации «Союз Чернобыль». В 1989 году такой съезд прошел в Киеве, на нем были приняты очень судьбоносные решения, и там как раз прозвучало требование принять закон о социальной защите ликвидаторов и пострадавшего населения.
Было выбрано первое правление, и председателем его был избран как раз Лев Михайлович. Когда все эти события выборные на съезде прошли, Лев Михайлович меня пригласил и сказал: «Мы создали союзную организацию, ты в Свердловске, а теперь надо создавать организации на местах. Считай это моим поручением и займись!». Я вернулся со съезда, и долго ломал голову, как вообще подступить к этой задаче. Где искать этих чернобыльцев? Миллионный же город… интернета тогда еще не было, не выйдешь же на улицу с криком: «Ау, где вы, ребята…!» (смеется).
И вот тут по радио я вдруг слышу объявление о голодовке. Несколько человек, ликвидаторов, на Комсомольской в отделении гематологии «забузили». Их не устраивало лечение, обслуживание и прочее всё. Оказалось, их там не так мало находится на лечении. Тут я понял, что нужно туда бежать в первую очередь, отправился к ним, и так совпало, что они уже готовили такого рода собрание. А на нём и было озвучено, ребята, мол, чтобы нам решать проблемы чернобыльцев, надо создавать областную организацию.
И с этого момента всё стало как-то стремительно раскручиваться, я попал в число инициаторов этой организации, и потом, как ты знаешь, определенный период времени был ее первым сопредседателем. Случай нам тоже очень помог. В то время уже начиналась ломка всего и вся, близилось запрещение компартии. Демократия раскручивала обороты и началась кампания по выборности всех законодательных органов нашей власти. Ну и наш областной совет должен был переизбраться на новых принципах. А председателем облисполкома в то время был Воздвиженский.
Мы тогда с другими сопредседателями Трофимовым [4] и Дёминым [5] поразмышляли, как быть в этой ситуации, и решили обратиться к Воздвиженскому с предложением включить задачу создания организации участников ЛПА на ЧАЭС в программу его избирательной компании. Мне довелось с Воздвиженским эту беседу провести. Он – человек очень крупный, государственный, и мне не нужно было слов много тратить, чтобы он подхватил эту идею. Ведь таким образом он приобретал огромное количество безусловных сторонников, что было немаловажно. С тех пор процесс пошел семимильными шагами. При такой поддержке все вопросы, касающиеся регистрации организации, оформления бумаг и так далее стали очень быстро решаться, и организация задышала.
4
С. Г. Трофимов – ликвидатор, 1987 г. Сопредседатель, а затем председатель Свердловского областного союза «Чернобыль» в 1990-???? гг.
5
Владимир Дёмин – ликвидатор. Первый председатель, а затем сопредседатель Свердловского областного союза «Чернобыль» в 1989–1990 гг.
Такая связь времен: мы просто оказались колоссально в струе, когда проблемы чернобыльцев сплелись с общественными и политическими потрясениями смены власти. А проблем было много – и здоровье пошатнулось у чернобыльцев, и материальное положение ухудшилось, и в семьях пошли нелады – кого жены побросали, а кого по-другому как-то жизнь покалечила… Те годы я вообще вспоминаю с определенной дрожью: такого клубка проблем, мне после ни в одной ситуации жизненной не доводилось встречать. И наш институт сопредседателей и исполком (так тогда его назвали) союза «Чернобыль», не имея никакого опыта, еще толком ничего не зная – стал как-то всё это решать, «разруливать». Нашлись и деньги, чтобы помогать реально ликвидаторам, немало организаций, к которым обращались, стали выделять спонсорские средства. В общем-то вся эта работа для меня как вузовского работника, на котором еще и висят лекции, занятия, студенты, аспиранты… (смеется)… научные работы и так далее, отнимала, конечно, очень много времени. Ну а когда уже появился закон, появились определенные льготы для коммерческих организаций, которые становились «под крыло» союза «Чернобыль» тут уже я почувствовал, что это уже немножко не тот уровень. Непривычный, в частности, для меня. С афганской организацией ведь то же самое приключилось, когда огромное количество предпринимателей, предприятий всяких стало пытаться перерегистрироваться, как-то переоформиться под знамена этой общественной организации. Хотя кто-то как рыба в воде чувствовал себя. А я понял, что нужно отходить от этих дел и переключаться на свои родные задачи.
В конце концов, я отошел от дел, сохранив, конечно, связи. Единственно, в чем успел еще активно поучаствовать это в создании медицинского центра для ликвидаторов. Проходило же это сразу после регистрации нашего союза. Все члены исполкома, конечно, активно участвовали в этом процессе. Но как-то так получилось, что большинство ликвидаторов, сколь бы заметную роль они там не играли в самой общественной организации, люди-то были далекие от вопросов радиации. Большинство из них осознали, что-такое радиоактивность только на своем личном чернобыльском опыте. Ни образования соответствующего люди не имели, ни знания медицинских аспектов – профилактики или лечения таких заболеваний – люди просто не имели. Поэтому я на тот период, наверное, был полезен. Мне легче было разговаривать с врачами и специалистами по этим вопросам.
Главный врачом тогда был Кузьмин, человек, воспитанный в известном плане. Ведь наша 2-я областная больница, на базе которой центр создавался, была «вотчиной» КПСС, и обслуживала в первую очередь функционеров обкома партии и властных структур. И вдруг эта больница приобретает совершенно новый не свойственный ей набор функций, а врачи получают непривычный контингент больных людей, да еще и проблемы радиационной медицины, в которых, прямо скажем, мало кто тогда ориентировался. Да и в человеческом плане они как-то не очень воспринимали эту ораву чернобыльцев… (смеётся), вчерашних водителей, строителей, слесарей, монтажников и прочих «непривилегированных» членов общества. Ну и Кузьмин, конечно, как огня боялся всего этого, и изменить его отношение было трудно.