Автобус славы
Шрифт:
Норман размышлял. Хотя он ни с кем не делился своими эмоциями, ему, как и Памеле, тоже было не по себе.
У Дюка были планы на Питс.
Дюк ничего подробно не объяснил. Просто сказал: "Мы сделаем это место своим". Дюк часто повторял это заявление. Но он так и не объяснил, как это будет происходить.
Сейчас, в восемь часов утра, Норман решил прогуляться, чтобы проветрить мозги, прежде чем дневная жара захватит пустыню и всех ее обитателей в плен.
Но, черт возьми, он хорошо спал. Неудивительно. Они были в бегах
Если бы не Шарп.
Этот человек-загадка, окутанный тайной. Почему он ездит по пустынным дорогам в этом старом автобусе, полном манекенов?
Какие-то религиозные убеждения?
Какое-то психическое расстройство?
Но Шарп привел их в тихое место, где не было полицейских. Место с хорошей едой. Туда, где был трейлер с мягкими кроватями.
Так что Норман спал сном мертвеца. И ничего не слышал.
Все же он был разочарован тем, что Бутс предпочла делить постель с Дюком, а не с ним. Бутс была эксцентричной. Раздражающей. Смахивающая на свиноматку.
Но Норман никак не мог насытиться сексом с ней. Ему нравилось, когда она сосала его член. Или когда она опускалась на четвереньки с улыбкой приглашала трахнуть себя по-собачьи.
Нравилось видеть, как ее кожа покрывается пятнами от сексуального возбуждения, когда он входит в нее. Как ее сиськи тряслись от ударов его паха о ее.
Сердце Нормана забилось сильнее. В его члене началось покалывание.
Одно только воспоминание о голой Бутс наводило его на горячие эротические мысли.
Но вместо того, чтобы удовлетворить эти желания, прошлой ночью, раздеваясь перед сном, он услышал, как эта парочка стонет от удовольствия. Тонкие стены трейлера ничего не удерживали. Он даже смог услышать хлюпанье, когда Дюк погружал свой твердый как камень член в мокрую "долину наслаждений" Бутс...
Счастливый ублюдок.
Он щелкнул языком. "Оставь это, Норман. Займись осмотром достопримечательностей".
По крайней мере, шум не помешал ему заснуть в ту же секунду, как он закрыл глаза.
Норман неторопливо пересек стоянку кафе. С одной стороны тянулась цепочка трейлеров. С другой - куча брошенных машин.
Некоторые были настоящими развалинами. Такие старые, что сам Генри Форд мог лично накачать шины, прежде чем они выезжали из мастерской. Но еще - и это сильно возбудило любопытство Нормана - были и новые машины.
Некоторые в хорошем состоянии.
Несмотря на пыль.
Можно было представить, как кто-то садится в машину, заводит ее, а затем уезжает в вихре пыли.
Только вот они явно никуда не ездили уже несколько лет. Шины частично сдулись. Ветровые стекла покрыты толстым слоем пыли. На капоте одного серебристого "Понтиака" загорала большая зеленая ящерица. Кто мог оставить такие машины у кафе в пустыне?
– Кто-то, кто не смог оплатить счет, - размышлял вслух Норман.
– Но вы бы обменяли новую "Тойоту Ленд Крузер" на пару пицц?
Ни за что. Поищи дурака.
В грузовых отсеках машин был даже багаж. Принесенный ветром песок просочился сквозь дверные уплотнители, оставив на багаже желтую пленку. Он шел вдоль ряда легковых автомобилей, грузовиков, фургонов и пары мотоциклов. От нескольких машин остались только ржавые обломки. В одном даже были дырки от пуль.
"Кто-то пытался убежать, не заплатив за "Питсбургер". Лорен или сексуальная Памела обстреляли машину из пулемета". Эта глупая мысль позабавила Нормана. Он захихикал.
Потом его усмешка пропала.
"Все-таки эта вереница брошенных машин выглядит странно.
Эй! Кто-то прогуливается по кладбищу?"
Прикрывая глаза от солнца, поднимающегося над бесплодными холмами, он пристально смотрел. "Похоже на Бутс и блондинку. Девушка, похожая на шведку. Ники? Да, Ники. Блин, она сексуальная штучка. Прохладная, как ледниковая гора, но, черт, хотел бы я взобраться на ее снежные вершины".
До них было больше ста ярдов. Казалось они серьезно о чем-то разговаривали.
"Делитесь секретами, девочки?"– задался вопросом Норман. Только один секрет о себе он не хотел раскрывать. И нет, не о том, что он был девственником всего лишь несколько дней назад.
"А об убийстве двух полицейских, не так ли?
Если об этом узнают, я поджарюсь на Кресле".
Жара в Мохаве неуклонно поднималась с самого рассвета. Только теперь Норман почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Он прошептал себе:
– Я должен услышать, что ты ей скажешь, Бутс. Не хочу, чтобы ты раскрыла какую-нибудь тайну обо мне.
Оглянувшись, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, Норман зашагал обратно через ряд трейлеров к воротам кладбища. Позади него пустынная дорога была пуста. Он никого не видел. Из дымохода кафе, где Терри, должно быть, жарил яичницу с беконом, поднималась голубоватая дымка. Хм, завтрак...
"Придется подождать. Мне нужно выяснить, о чем говорят эти двое".
Идем... через кладбищенские ворота... по тропинке к центру".
Кусты, сухая трава, кактусы - они проникли на кладбище и росли вокруг старых надгробий, деревянных крестов. На железных табличках были написаны имена, даты и приглашения к поминанию. Иногда эпитафия: "Долог был его путь, долог будет его покой". "Маленький Джимми старался изо всех сил, но этого оказалось недостаточно. Умер, оплакивая свою маму". Дальше были старые каменные плиты, почти выветрившиеся.
Норман сделал остановку, чтобы прочесть одну из них вслух. "Эли Краббер. Застрелен шерифом Данбаром в Рождество 1878 года". Черт возьми. Настоящая перестрелка Дикого запада.