Автобус

Неизвестно

— Успокойтесь, — мягко, но настойчиво сказала женщина-врач.

— Не успокаивайте меня! — истерично закричала женщина, в отчаянии вскочила и оказалась возле мужчины с ноутбуком.

— Ну выйдите, выйдите в Сеть, напишем письмо, я назову пароли, пере­дам ключи!

Мужчина вздрогнул, сжался, будто ждал удара, и ответил:

— Я могу выйти в Сеть. Но. мне ничего не удается передать. Я пишу. а данные не передаются. Как будто нас нет.

— Нас и нет. Нас нет для мира живых, — категорично повторила свой вывод женщина-врач. — А мир мертвых не может сноситься с миром

живых.

— Ы-ы-ы-ы, — вдруг завыла толстая женщина, с ненавистью повернув­шись к своему соседу, которого недавно кормила курицей. — Из-за тебя! Недо­тепа! Вонючка! Ты даже машину не сподобился купить! Не смог научиться водить! Из-за тебя! Жизнь свою загубила, а что я видела? Хорек смердючий! Двадцать пять лет тебе отдала, а что видела? У-у-у, трутень-кровосос!

— Из-за меня? — вдруг весело воскликнул мужчина. — Ты когда-нибудь считала меня человеком, не говоря уж о мужчине? Ты со своей мамой превра­тила меня в слугу — и ты хотела от меня чего-то, достойного человека?

— Вот и прожил возле моей юбки! Хоть это меня утешает!

— Ты никогда не отличалась умом, — с усмешкой продолжал мужчи­на. — Думаешь, если ты не видела во мне человека и мужчину, то и никто не видел?

— Что-о-о? — в растерянности округлила глаза толстуха.

— То. Все эти годы у меня была женщина. Не просто женщина — семья! Она родила мне сына, и он уже вырос. И фамилию он взял мою. И мы были счастливы.

Толстуха хватала ртом воздух, пытаясь что-то сказать. Но мужчина не стал ждать, пока она сможет выдавить из себя хоть слово, встал и потребовал:

— Пропусти! Хоть и умерли мы вместе, но после смерти я с тобой не хочу оставаться!

И она медленно, словно во сне, поднялась, уступила. Он вышел и пересел на свободное место в последнем ряду.

— Эх, люди. И мертвым нет покоя, — тихо промолвила врач.

— А вы не чересчур ли спокойны? — с вызовом спросил Антось.

— Все нормально, — тихо ответила женщина. — Я благодарю Бога, что два дня назад мама умерла у меня на руках и я ее похоронила. Дочь замужем, сын заканчивает университет. Муж — человек самостоятельный. Жаль, конечно, что они будут горевать. А так. я делала свои дела так, словно была готова умереть в любой день, — горько усмехнулась женщина.

— Ага, слава Богу. — скептически хмыкнул Антось. — Теперь досто­верно известно о милых сказках.

— У тебя не бьется сердце, — тихо проговорила девушка, которая сидела рядом с парнем, положив ему голову на грудь.

Парень ласково гладил ее по плечам, смотрел за окно, где бешено крути­лась серо-зеленая рябь.

— Ну и прекрасно, оно не заболит, мне не станет плохо, я не умру от сердечного приступа, — улыбнулся парень. — У тебя тоже не бьется — а ты меня любишь, как и любила, правда?

— Правда, — подняла голову девушка, усмехнулась. — Значит, любовь не в сердце, а в душе? Вот ведь как — мы теперь не люди, а души, да? Мы теперь можем целоваться — и будем целоваться вечно.

— Ага, — обрадовался парень. — Начнем?

Антось не выдержал — отчаяние душило его. Это невозможно! Ему надо выжить, ему надо вернуться туда, хоть на минутку, хоть на миг! Он должен сказать Алене, что

у него в компьютере в особой зашифрованной папке под названием «Разное» лежит его повесть — повесть его жизни. Он должен назвать ей пароль! Он должен передать детектив заказчику, получить деньги и отдать их жене, он должен попросить прощения за то, что не сумел сделать ее счастливой.

Антось вскочил и бросился к мужчине с ноутбуком. У него почти не было надежды, путались мысли, но казалось: подойди он ближе к технике — и что- то появится, какой-то выход найдется. Вопреки ожиданиям, Антось все шел и шел, а потом, присев рядом с мужчиной, заметил, что его кресло на целый метр удалено от кресла программиста.

— Не понимаю. — начал было Антось, показывая глазами на крес­ло. — Что произошло?

— Ничего особенного, я думаю, — охотно ответил худощавый. — Мы уже развили достаточно большую скорость относительно неподвижного наблюдателя. Так что мы приобретаем для него форму точки. А для нас вну­три эта точка означает бесконечность. Наш автобус с каждой минутой будет становиться все больше и больше. И превратится, наконец, во вселенную. Бесконечную.

Антось сглотнул ком в горле.

— Слушай. Может, есть возможность что-то сделать? У меня. руко­пись. Не могу я ее с собой забрать. Она там нужна.

— Не могу, — отрицательно покачал головой парень. — Я правду ска­зал — отсюда мы ничего не передадим. Сейчас время сжалось уже до трех минут.

За окнами салона почти ничего нельзя было разглядеть — сплошная серо­зеленая мгла.

Послышались шаги сзади. Антось обернулся — к ним шла женщина с некрасивым худым лицом. Она шла долго — салон стал похож на полупустой кинозал с четырьмя рядами кресел.

— Я не могу здесь остаться! — сказала женщина, и Антось понял, что если ей сказать что-то банальное, начнется истерика.

— Я тоже не могу, — ответил он искренне. — Никак не могу. Как и вы.

Женщина будто ждала такого ответа именно от Антося, сделала несколько шагов вперед (хоть раньше это было совсем рядом), встала возле водителя.

— Остановитесь и откройте дверь. Я выйду!

Салон замер. Женщина-врач тоже прошла вперед, встала рядом с ними.

— Какой смысл? Вы что, не поняли, что остановка — это наше полное исчезновение? Вы не видели разве, как мы растворяемся?

— Так чего мне бояться? Чего? — закричала женшина с худым лицом. — Ведь я — мертвая! Как можно бояться еще одной смерти?! Остановите! Водитель! Мне все равно. Если есть возможность сделать хоть шаг куда- нибудь — я обязана его сделать. Я не могу умирать просто так!

— Он не будет останавливаться! — категорически запротестовала врач. — У нас у всех — одна судьба. И примите свою как положено — как свой крест, и несите его.

— Если смерть вот такая, то моей доченьке, как мне, как нам всем, не ехать в автобусе, ей целую вечность, бесконечно, страдать от боли, лежа под капельницей! За что же ей такая смерть? Бог наш — милосердный или палач бессердечный? Чего вы его рисовали человеколюбивым?.. Пустите меня! Водитель! Откройте дверь! Я выскочу на ходу, если вы так боитесь! Я буду бить окна! Остановитесь!