Автоматная баллада
Шрифт:
– Я их видела.
– Верно, ты же шла через болота. Это ведь уже другая раса и даже не просто раса – другой путь развития. – Швейцарец негромко засмеялся. – Болотные эльфы. Кто знает, может быть, где-нибудь во тьме противоатомных убежищ сейчас заодно нарождается и раса гномов…
– Не понимаю, – озадаченно мотнула головой Анна. – Эльфы… гномы… ты вообще о чем?
– О сказке, – Швейцарец аккуратно отложил гитару. – В которой мы живем. Жаль, что это плохая сказка.
– Плохая?
– Хорошие сказки, – наставительно произнес он, – непременно должны заканчиваться словами:
Снаружи это выглядело не очень внушительно – приземистая бетонная коробка. Швейцарец даже не стал тратить время на возню с дверями, просто ударил «скулой» броневика, и стальная плита с протяжным гулом упала внутрь.
– Не похоже, чтобы эта штука была рассчитана на серьезный удар.
– Это же не главный вход, – презрительно бросила Анна. – И потом, если бы про это место узнали… в эпицентре уже не спасают никакие двери.
– Все равно странно.
– Не переживай, будет еще тебе настоящая дверь.
Они прошли в бункер, впрочем, проходить оказалось особо некуда – коридор после двух изгибов уперся в очередную дверь, теперь уже раздвижную. Справа от двери, примерно в метре от пола, из стены выступал небольшой, защитного цвета, шкафчик.
– БТР сюда не заедет.
– И не нужно, – Анна, схватившись за ручку шкафчика, дернула… нахмурилась, уперлась ногой в стену, рванула еще раз.
– Там ключ нужен.
– Вот уж извини, чего не было, того не было!
– Тогда отойди.
В крайнем случае, можно было бы попытаться дотащить трос от броневика, но этого не потребовалось. С третьей попытки Швейцарец сорвал дверцу.
– И что дальше?
– Диктуй!
Когда-то это был самый обычный листок, вырванный из обычной довоенной школьной тетради в клеточку. С тех пор ему не раз довелось промокнуть, его рвали и склеивали заново, а весь правый верхний угол представлял собой большое бурое пятно. Но длинный ряд цифр, записанных каким-то торопливым карандашом, был еще вполне различим.
– Двадцать два… – начал Швейцарец, – ноль четыре…
– Медленней! Краска облупилась, ни черта толком не разобрать!
– Восемнадцать… семьдесят… ноль семь… ха, ну конечно же!
– Ты чего?
– А ты не поняла? Двадцать четыре цифры, три раза по восемь… день, месяц, год. Три даты, которые здешние «клиенты» должны были вспомнить в любых обстоятельствах. Двадцать два ноль четыре… двадцать второе апреля тысяча восемьсот семидесятого – вспоминаешь?
– Нет.
– И чему тебя только учили, – насмешливо сказал Швейцарец. – Если день рождения главного ежика, то есть дедушки Ленина, знать не знаешь.
– Хватит. Умничать. Диктуй. Цифры.
– Ноль семь… одиннадцать… девятнадцать… семнадцать… Великий Октябрь, запомни на будущее. И последняя дата – двадцать один… ноль один… девятнадцать… двадцать четыре… это дорогой Ильич волею божьей помре… впрочем, как закоренелый безбожник, он, скорее всего, просто помре…
– Есть!
– И что дальше?
– Должно включиться.
– Что?
– Лифт. За этими створками – лифтовая шахта, если ты не понял.
– Ах, ли-и-ифт, – протянул Швейцарец. – И ты всерьез полагаешь, что там есть чему включаться. От чего это убежище должны были запитывать? От реактора?
– Нет. Что-то гидроэлектрическое на подземных водах.
– Тогда забудь.
– Почему?
– Потому что один шанс на миллион был у твоей системы, – пояснил Швейцарец, – уцелеть, когда в нескольких километрах мегатонны бабахали. Тут же почва наверняка ходуном ходила…
– Должна быть и аварийная система, – упрямо возразила Анна.
– На аккумуляторах? Брось, неужели ты думаешь, что за столько лет…
– Эти, – перебила его девушка, – не сдохнут и через век! Слышишь?
Он и в самом деле услышал, точнее, сначала почувствовал, а потом уже расслышал низкий гул, доносящийся откуда-то снизу. Он становился все яснее, четче, приближаясь, – меньше чем через две минуты створки лифта с лязгом и скрежетом расползлись в стороны, и по уже привыкшим к полутьме коридора глазам Швейцарца резанул желтоватый свет.
– Едем.
– Если эта штука застрянет, мы из нее не выберемся.
– Предпочитаешь лезть вниз по шахте, все двести метров?
– Нет.
Просто было бы обидно сгинуть вот так, мысленно договорил он, в стальном гробу, куда сунулся по чьей-то глу… впрочем, какая разница?
– Тогда не чеши языком!
А ведь она нервничает еще больше меня, понял Швейцарец, вон как за автомат хватается, даже пальцы побелели.
Сам же он, вслушиваясь в ленивое гудение далеких моторов, неожиданно для себя успокоился. Лифт медленно полз вниз, лампа светила ровно, почти без скачков – похоже, у здешних батареек и впрямь ситуация с гарантийным сроком обстояла весьма и весьма неплохо. «Впрочем, главное – чтобы их заряда хватило нас потом наверх вытащить, – озабоченно подумал он. – А то едем, едем… что там Анна про двести метров говорила? Тут уже все триста…»
Лифт остановился.
На миг свет погас, и Швейцарец даже успел на удивление равнодушно, словно бы все происходило и не с ним, подумать – все-таки попались! Однако меньше чем через секунду лампа вновь начала разгораться – а за раздвинувшимися створками открылся длинный тоннель с ее близняшками в забранных металлической сеткой плафонах. Похоже, решил Швейцарец, их-то подключение и дало скачок напряжения – коридорчик выглядит отнюдь не коротким, сто метров только до угла, а на сколько он всего тянется…
– Ну вот, – голос Анны дрогнул, – почти на месте.
Она стояла, словно не решаясь ступить на бетон, и получилось, что Швейцарец вышел из лифта первым. Рискованно – незваных гостей вполне могли ждать ловушки, ничуть не менее устойчивые к пролетевшим годам, чем аварийное освещение, но в эту опасность ему верилось слабо. Вот дрянь какая-нибудь тут вполне могла завестись. И вовсе не обязательно ею окажется двухметровый подземный монстр, с клыками, жвалами, ядовитой слюной и зазубренным хвостом – неприметная плесень может оказаться куда опаснее… так что перчатки с респиратором лучше оставить на месте. А вообще странно, что красный коврик не подстелили, тут ведь не простые смертные должны были расхаживать, а живые полубоги из Политбюро.