Автомобиль Иоанна Крестителя
Шрифт:
– Это и есть знаменитый Сайкин, – уловив взгляд доктора, прокомментировал капитан. – А рядом с ним я. Узнаете? А элегантная дама с другой стороны – сама Елена Константиновна Малаховская, женщина необыкновенного ума, знаток Священного Писания и всякой там философии. Возле нее компаньон господина Сайкина, Сигизмунд Николаевич Суходел, ловкач и скряга, – аванса у него едва допросился. За ним господин Полянский – тот по костоправству специализируется, тоже книгу написал. Теперь видите, что я вращаюсь среди достойных людей.
– Вижу! – ответил доктор, внимательно разглядывая еще одну женскую фигуру. Лицо женщины было видно лишь наполовину. –
– А это, – вздохнул капитан, – дама не из нашего круга. Хотя дочь самого Сайкина. На снимок попала случайно. Обратите внимание на выражение ее лица. Пожаловала незадолго до съемки. Злющая, как мегера. Устроила отцу скандал. Нас, посторонних, не стеснялась. Едва утихомирили. Вот до чего эмансипация доводит. До отцеубийства.
Доктор поднял на хозяина недоуменный взгляд.
– Я про то, – капитан отвел глаза, – что не удивлюсь, если господин Сайкин погиб не своей смертью. Ибо при мне – при нас всех! – кричала, что у нее остался единственный выход – убить отца!
Глава 8
Контора издательства покойного Сайкина помещалась в его же квартире на Стремянной. Именно туда на другой день после обнаружения трупа книгоиздателя и успешного установления его личности направился Карл Иванович Вирхов, захватив с собой своего подающего надежды помощника Тернова. По сообщениям экспертов, смерть Сайкина наступила в силу естественных причин, и дело можно было бы считать закрытым. Однако старого следователя мучили сомнения. Карл Иванович вполне мог представить, как, падая, потерявший сознание человек роняет кресло. Он допускал, хотя с трудом, что пузырек с чернилами, зажатый зачем-то – зачем? – в руке несчастного, мог опрокинуться тому на лицо. Но осыпать себе грудь, плечи, ноги обрывками бумаг потерявший сознание человек явно не мог. Сообщение злобной Манефы о неизвестном ночном визитере Вирхова не удивило. Он предполагал нечто подобное. Беспокоили его и котелок с флаконом своей неуместностью на столе. Опытный следователь хотел переговорить с сотрудниками книгоиздательства, а по возможности и с домочадцами.
В назначенный час в обширных апартаментах их встретил компаньон покойного книжного воротилы Сигизмунд Николаевич Суходел – низкорослый, худой человечек со впалыми щеками и абсолютно лысой головой. Он был бледен и растерян.
– Беда-то какая, – он робко поглядывал на казенных гостей. – Валентин Агафонович был большим человеком, на нем все держалось: умел и средства находить для поддержания издательства, и расположить к себе нужного человечка. И супруга его изволит лечиться грязями в Биаррице. Уже оповестили. И Варвары Валентиновны дома нет.
Для нужд издательства в апартаментах были отведены две комнаты: в одной из них, поменьше, сидели две бледные барышни и курьер для связи с типографией, другая, значительно больше, служила приемной Сайкина. Кроме того, имелась еще каморка, именуемая личным кабинетом компаньона, Сигизмунда Николаевича Суходела. Компаньон пригласил визитеров в самое просторное, несколько мрачное помещение, уставленное шкафами с книгами самых разных размеров. Книги и брошюрки лежали и на круглом столе посредине комнаты, и на письменном столе, и на креслах. Простенки между шкафами покрывали портреты известных писателей и личностей незнакомых.
– Успокойтесь,
– Вы будете протоколировать? – лысый человечек прикусил в раздумье нижнюю губу. – Огласка повредит репутации господина Сайкина и издательства. Мы можем понести убытки.
– Свою репутацию он испортил безвозвратно, – ответил Вирхов, – обзавелся притоном для тайных встреч с дамочками легкого поведения. Побеседуем пока без протокола.
Суходел понурился.
– Вы же все понимаете, господин следователь. Семья, строгая супруга – дама почтенная, в возрасте солидном. А страсть – дело святое. С искушениями бороться трудно. Кроме того, есть еще одно обстоятельство…
– Я вас внимательно слушаю. – Вирхов насторожился.
– Недавно приехала к господину Сайкину его дочь. Он года три как выдал ее замуж за штабс-капитана. Приписали супруга ее к Заамурской пограничной страже. Уехала в Сибирь, за мужем, там мыкает свое счастье. А тут явилась. Был свидетелем их встречи. Варвара Валентиновна находится в неврастеническом состоянии… Ругалась… Угрожала отцу. Требовала от него билет. Я как понял, денег на обратную дорогу в свою Сибирь не имела. Она говорила, что пока не получит билет – не уедет.
– А где сейчас Варвара Валентиновна? – спросил Вирхов
– С утра к нотариусу отправилась. – Суходел пожал плечами. – Дамочка с норовом. Обещала скоро вернуться.
Тернов, механически перебирая рукописи в стопке на краю стола, поинтересовался:
– А дочь Сайкина знала об убежище отца?
– Похоже, что выследила папеньку, – со вздохом признался компаньон. – Третьего дня кричала, что отец от нее не скроется, что он доведет дочь до греха отцеубийства. Темпераментная особа. И несчастная. Я не понимаю одного – почему господин Сайкин проявлял к дочери такое жестокосердие? Неужели он не видел бедственного ее положения? Да и на Востоке неспокойно: Япония своим не вполне бронированным кулачком машет.
– А вы ходили к нему на снятую квартиру? – спросил Вирхов.
– Как же без этого? Почитай, каждый день. Книжное издательство – огромный механизм, должен безостановочно работать, чтобы не вылететь в трубу.
– Но в тайной квартире нет ни одной книги, – заметил Тернов.
– Мы обычно обсуждали финансовые вопросы, стратегию издательскую, так сказать.
– С синьориной Чимбалиони вы знакомы? – Вирхов направил дознание в нужном ему направлении.
– Мельком, пару раз встречал на квартире.
– А других посетителей видели?
Суходел замялся, потом неуверенно признался:
– Третьего дня столкнулся с древней монашкой, а в последний раз, позавчера, Валентин Агафонович при мне старьевщика выпроваживал. А из дам, кроме синьорины Чимбалиони, не приходилось никого встречать.
– Как он мог помочь дочери, если все денежки тратил на циркачку? – хмыкнул Тернов.
– Напрасно вы так думаете, – поморщился Суходел. – Валентин Агафонович и в порыве страсти не забывал о делах. Вообще он любил принимать решения сам, чаще всего даже со мной не советовался. Хотя я-то согласовывал с ним все свои действия.