Автомобиль Иоанна Крестителя
Шрифт:
– Жемчужина в навозной куче, – усмехнулся профессор. – А сколько деревьев погибло из-за потакания низменным вкусам? Лес жаль! Едва научившись читать, народ наш не Белинского и Гоголя с базара несет, а пошлые книжонки…
– Наша Глафира нисколько не испортилась, хотя и читает Пинкертона, – добродушно возразила Елизавета Викентьевна. – Все такая же славная девушка, порядочная, работящая.
Глаша, устанавливая на шестигранном столике поднос с графинчиком мадеры и миндальным печеньем, зарделась и оглянулась на доктора.
– Что вы сейчас
– «Пуговица в уксусе». И там нет ничего против Божеского установления.
– И в «Веселых брюках» тоже все вполне пристойно, – поддержала Глашу хозяйка.
Профессор сердито хмыкнул. Доктор рассмеялся.
– Сейчас в моде новая повесть Конан Дойла. Вы ее не читали, Глаша?
– Нет, она ее не читала, – ответила Елизавета Викентьевна, – но я ее уже купила.
– Что? – профессор задохнулся от возмущения, его рука, потянувшаяся к графинчику, застыла в воздухе. – Захламлять квартиру? – Разливая темную тягучую жидкость по хрустальным рюмкам, он ворчал: – Боюсь, люди будут являться на свет Божий с единственной целью – читать, читать и читать тонны мерзких книжонок. То ли дело в Америке! Солидные господа покупают книги по своей специальности или для подарка детям. Мужчины читают только газеты. Дамы – журналы. Студенты – научную литературу. И все понемножку – христианскую, душеспасительную… Клим Кириллович, попробуйте мадеру, после улицы приятно согревает.
Доктор с благодарностью взял предложенную ему рюмку.
– Вот бы соединить в книжках христианское учение с уголовными расследованиями! – мечтательно протянула Мура, любуясь своим отражением на крышке рояля.
– Кажется, твоя мечта уже осуществилась, – утешила дочь Елизавета Викентьевна. – Новая повесть Конан Дойла называется «Автомобиль Иоанна Крестителя». Я сгораю от нетерпения…
– А потом, Елизавета Викентьевна, и нам с тетушкой Полиной дадите книжку почитать. – Доктор, с улыбкой следивший за профессором, посерьезнел: – Эта книжка связана с реальной смертью. Вот. Одним глазом взглянул.
Мура уставилась на влажную газету с нескрываемым интересом.
– Правда? Клим Кириллович, покажите?
– Даже не хочется. Обидели наши борзописцы уважаемого Карла Ивановича Вирхова.
– И за что же? – расстроилась хозяйка дома.
– Утверждают, что он принял стороннего покойника за господина Короленко. Не знает в лицо известного писателя.
– Что-то мне не верится, – с сомнением протянул профессор, – я, конечно, тоже, если встречу господина Короленко на улице, то не узнаю. Уверен, господина Вирхова ввели в заблуждение.
– Слава Богу, что Владимир Галактионович жив. – Мура перекрестилась. – У меня сердце упало – ведь мне поручено преподнести писателю поздравительный адрес на юбилейном чествовании от бестужевок.
– Вот и читала бы лучше книги Короленко, – проворчал профессор, – а не россказни об английских убийцах.
Мура смутилась.
– Но я все-таки не поняла, – голос Брунгильды Николаевны звучал бесстрастно и певуче, кажется, ее одну нисколько не волновала тема беседы, – а этот сегодняшний покойник, как он связан
Клим Кириллович встал, поставил на поднос недопитое вино и заходил по гостиной.
– Покойник читал ее перед смертью. Имя покойника не названо. Да и причина смерти не установлена. Есть подозрение на отравление, найден какой-то каменный котелок, может, с ядовитой солью.
– Карл Иваныч разберется, отправит соль на экспертизу, – быстро проговорила Мура. – Везет же ему. Столько интересных дел.
– Нам пора, поторопись, сестричка, – лениво протянула Брунгильда, не двигаясь с места, она видела боковым зрением, что доктор Коровкин любуется ее стройной фигурой, которую эффектно облегало строгое черное платье с светло-серой меховой оторочкой.
– Лучше б мы о господине Скрябине поговорили, – усмехнулся профессор, – все-таки тебе, дочь, предстоит ответственное выступление. – И, не удержавшись, фыркнул, победоносно оглянувшись на супругу: – Надеюсь, Дарье Осиповой оно тоже понравится…
Чета Муромцевых вышла в прихожую, чтобы проводить молодых людей. Когда суета, связанная с надеванием калош, ботиков, пальто, шляпок закончилась, Глаша отомкнула засовы и распахнула входную дверь. На ее пороге обозначилась насквозь промокшая фигура плотного невысокого мужчины.
– Господин Бричкин! Что случилось?! – воскликнула Елизавета Викентьевна.
– Прошу не беспокоиться. Ничего срочного, – ответил, стуча зубами, помощник Муры. – Я только хотел попросить Марию Николаевну завтра в полдень прибыть в контору.
– У нас есть дело? – пораженная Мура округлила синие глаза.
– Да. И очень важное. Дело о каменном котелке.
Глава 3
Карл Иванович Вирхов сидел в своей следственной камере в здании Окружного суда. На зеленом сукне его служебного стола горкой лежали скомканные клочки разорванной вечерней газеты. И когда только успевают борзописцы строчить свою дрянь? И откуда все узнают?
Следователь догадывался, что причиной появления возмутительной заметки был неосмотрительный звонок товарища прокурора в редакцию журнала «Русское богатство», с которым сотрудничал Короленко. Но откуда детали происшествия узнали газетчики? Вирхов был уверен, что звонивший не рассказывал никому лишних подробностей. И тем не менее уже весь город знал, что он, Вирхов, так обмишурился…
И действительно! Покойный снял квартиру для встреч с циркачкой Шарлоттой. Пьянствовал, картежничал. Баловался химией. Почитывал Конан Дойла. Да тут любой слепой бы понял, что он не Короленко.
И тем не менее казус налицо. Карл Иванович мстительно думал о привлечении редактора к ответственности – за клевету. Во-первых, у него есть протокол, где ни слова о Короленко не написано. Во-вторых, есть свидетели, они своими ушами слышали, как он всеми силами пытался установить личность мертвеца, возражал, что покойник – властитель дум прогрессивной общественности. На статью, вернее, примечание к ней, борзописцев вывести можно: арест при тюрьме на семь дней гарантирован – за преступление, совершенное по легкомыслию и слабоумию.