Автономный дрейф
Шрифт:
А сотрудник аппарата, раскопавший такой факт, получит досрочное воинское звание и прозвище, например, Шахтер. А это уже добавляло авторитета в глазах сослуживцев, что дорогого стоило.
Меткие прозвища на флоте давались традиционно. Наверное, их история шла еще с царского флота. Тогда крепостные крестьяне, призванные во флот на двадцать пять лет, по деревенской традиции тех времен привыкли откликаться барину на кличку. Это было совсем не унизительно, скорее, служило знаком доверия. Эдакое братание классов угнетателей и угнетенных. Офицерам, правда за глаза, тоже давались прозвища. Многие из них со временем стали уже вроде и обязательными. Так, медиков звали «мичман дуст», политработника — «лейтенант досуг», а старших помощников за вечные придирки к качеству приборки называли просто — «капитан крюгер».
Мечтательные размышления как рукой
Бывшие сослуживцы смотрели прямо в глаза друг другу и молчали. Алексей вспомнил добродушного пьяницу-механика. Как тот помогал ему сдать зачеты на несение вахты дежурным по кораблю, приструнивал наглых моряков его боевой части, когда они пытались грубить молодому «комсомольцу», не выходя на утреннюю зарядку. Как на Новый год налил ради шутки ему в бокал вместо шампанского спирта и предложил первым поднять тост самому молодому офицеру корабля. А после того, как лейтенант, поморщившись, выпил, услужливо поставил ему стакан воды. Этот стакан стал спасительным для Алексея, он его так же спокойно выпил, но с обожженным горлом говорить уже весь вечер не смог. Зато заслужил уважение офицеров и, по словам механика, «безболезненно влился в дружный флотский коллектив». Не выпивающий офицер казался странным и опасным существом. «Кто не пьет, тот Родину сдает», — предупреждал молодых офицеров перед зачетом на знание корабельных средств пожаротушения механик. Несмотря на пристрастие к спиртному, в экипаже его уважали как честного и прямолинейного человека, классного командира и специалиста. Поэтому все и закрывали глаза на его «каютное» пьянство. В кабаки он не ходил.
Алексей первым поднялся и обнял сослуживца как родного, пришедшего из доброго далека. Тот как-то неуверенно дернулся всем телом, немного обмяк, но потом, собравшись, ответил крепким рукопожатием.
— Давай, садись на свое командирское место, рассказывай, как от Тимофеевки довела тебя жизнь до Полярного?
— Вино довело. Слишком поздно взял себя в руки, да люди добрые помогли. А точнее — женщина. Отгусарился.
Алексей про себя отметил, что на изрытом морщинами лице капитана горели спокойные и добрые глаза. Все его движения говорили о том, что у этого человека на душе и на сердце все в порядке. Он достиг равновесия между своими желаниями и возможностями. Медлительность и непоказная уверенность в движениях, то, как он по-хозяйски наливал чай, свидетельствовали об устроенности в жизни. О каком-то, известном лишь ему одному, благополучии или, может быть, счастье. Но Алексей тогда не понимал, что счастье возможно и без положения в обществе, без больших званий и должностей. Поэтому для него рассказ и поступки сослуживца оставались не совсем понятными. Это был взгляд человека из какого-то другого мира. При этом Алексей понимал, что устремления механика ему чужды. Всю жизнь посвятить службе лишь ради получения квартиры и небольшой пенсии? Льгот по поликлинике и пятидесятипроцентной оплаты квартиры?
Тогда, в сорок лет, на пике своей карьеры, Алексею казалось, что и старость-то никогда не придет. Но и в парусах не всегда бывает ветер, даже когда корабль только что сошел со стапелей. Нужно его молодость и ходовые качества доверить хорошему капитану и штурману. Так и в карьере — без маневров и интриг тут же выбросят из колеи. Отожмут, как судно при швартовке, заарканив крепкими капроновыми концами. Привяжут к пирсу так, что не вздрогнешь и не дернешься. А механик, похоже, понял истину о том, что бессмысленно кричать против ветра. Он был счастлив оттого, что выбрал свой путь и его выбор приняла доверившаяся ему женщина.
— Корабль наш четыре года назад отправили в Дальзавод, на металлолом. Я его своим ходом довел до Владика, — между тем продолжал свой рассказ командир роты. — В заводе жизнь сам знаешь, какая. В обед — не желаете ли помыть руки [39] , вечером в ресторан. Да еще когда три мичмана в подчинении. Экипаж
39
Выпить сто граммов.
Механик прервал рассказ, чтобы переобуться в стоптанные черные форменные ботинки. Оранжевые сапоги так и остались стоять посередине комнаты в луже стекающей грязи.
— Рядом с заводом располагался военторговский магазин, — продолжил рассказчик. — Я частенько заходил туда за продуктами. Как-то само самой и подружился с продавщицей. Одинокая женщина, разведена, на руках десятилетний сын. Начали встречаться. Молодежь бы назвала это гостевым браком. Обязательствами мы себя не обременяли, а о любви и не задумывались. Но ее душевность и простота, уважение моего мужского достоинства как-то сразу расположили к ней. Она ни разу не упрекнула за пьянство, а лишь говорила — ты сегодня пришел пьяный, я тебе постелю на кухне.
В какой-то момент я понял, что пора выключать механизм самоуничтожения. Конечно, трудно сказать, когда и где завершилась бы моя жизнь без ее поддержки. Мне нужно было любыми путями покинуть Приморье, сменить обстановку. Не без ее помощи поговорили с нашим начальником политотдела. Вскоре меня перевели на Северный флот, в город морской славы Полярный. Назначили командиром роты в те же краснознаменные, овеянные судимостями и признаками бесперспективности военно-строительные части. Правда, из-за особых климатических условий здесь год идет за полтора. Важная привилегия.
Глубоко вздохнув, он положил правую ладонь на карман рабочей куртки в области сердца и продолжил:
— Квартиру при увольнении получаю из фонда строительных организаций практически в любом уголке Союза.
Поймав вопросительный взгляд Алексея, брошенный на его погоны, ответил:
— Звание капитана буду носить вечно. Представление на очередное командиры аннулировали уже раза три. Последний раз в прошлом году, когда пьяные дембеля-дагестанцы пытались сбросить ломами символ Полярного, тот самый валун на сопке, что в центре города. Представляешь, если бы им это удалось!.. Он бы раздавил нашу часть и еще полгорода в придачу! Да и главком уж больно любил этот самый камень. Старожилы говорят, здесь во время войны молодые офицеры назначали свидания с любимыми женщинами. Сопка крутая на подъем, политотдельцы не доберутся, думали ребята. Лучше бы они этот камень сдвинули, хотя зачем желать греха? Под ним же могли погибнуть люди. В общем, потужились джигиты, потужились, но даже пошевелить его не смогли. Да и что они с ломами могли сделать? На самом-то деле ребята просто шутили. А командиры решили, что произошло ЧП. Происшествие. Вот так меня лишили перспективы когда-нибудь стать старшим офицером. Хорошо хоть не уволили, а дали дослужить до пенсии. В личном плане ко мне не придерешься. Я же не пью. Через полгода у меня как раз будет двадцать пять лет выслуги. Все. На этом службу и закончу. Пойду в народное хозяйство.
Чувствовалось, что ему нужно было выговориться. Но комроты заметил, что собеседник спешит. Тогда он со скрежетом открыл дверцу огромного чугунного сейфа и выволок, как из пасти крокодила, длинную железную цепь.
— Вот эти самые кандалы. Просто цепь. Я ведь его для виду привязывал на ночь к кровати, в назидание другим. Как с этим стадом бороться? Ведь они работают на стройках вместе с гражданскими, бесконтрольно шляются по городу, пьют, воруют, насилуют. Знаешь, три дня назад пришел один солдатик ремонт делать к одинокой женщине. Сейчас под следствием находится за изнасилование. Может, не хотела расплачиваться, а ребята за правду намертво стоят. С гор же только вчера спустились. И так что-нибудь да происходит каждый день. А мне бы лишь до пенсии дотянуть.