Автономный рейд
Шрифт:
— Так чего ж тут непонятного? Я с радостью. Че мне буянить? Ежели, конечно, пожрать дадите. А то я с утра ни маковой росинки...
«Росинкой», похоже, я его доконал.
— Слушай, — почти добродушно попросил он, — кончай придуриваться, а?
Мы оба знаем: ты не такая дешевка, какой притворяешься. Сейчас игра очень серьезная началась. Я, конечно, сам виноват... Но и ты круто завернул.
Теперь сам по себе кейс — не главное. Вот что мне с вами обоими — вместе или врозь — делать?
— А че делать? Ничего не делать. Вы, Михаил Федорович, в доле, я друзей не накалываю. Вы уж извините, если что не так сделал. Но, может, еще и выгодой все обернется? —
Старался, чтобы Михуил ибн Полянкин сказал побольше.
— Кончай. — Он придавил высосанную до мундштука папиросу и встал. — Не мальчик, должен понимать: я тебя почти год ждал, не зная, что да кому ты сболтнешь. И теперь я тебя отпустить уже никак не могу. Не имею права. Так что иди за мной. И... — Он тяжело покачал лобастой, поблескивающей залысинами головой, — очень тебя прошу: не глупи. Все еще может обойтись.
— Не, Михал Федорыч, я в порядке! Надо идти? Куда? Ага, уже иду...
Надо подождать? Я подожду. Какие мои годы! Вот когда меня первый раз в камеру на губе сунули — вот тогда я понервничал, а тут, у вас, я все ж таки надеюсь на обхождение...
Не слушая меня, он только бросал за моей спиной короткие реплики:
«Погоди», «Тут налево», «Стой», «Иди»... В гостиную мы с ним не вернулись.
Кстати, тот люк, через который мы вошли, оказался заперт, хотя я отлично помнил, что не без умысла оставил его полуоткрытым. Мы свернули в еще один новый для меня коридор со штабелями вполне современных картонных коробок из-под компьютеров и запчастей к ним. Потом спустились по довольно широкой, как в хрущевке, лестнице и, миновав несколько стальных дверей, остановились посреди полутемного коридора возле кирпичной стены. Кирпичи были новыми.
Полянкин нажал на что-то, часть стенки отъехала. Внутри была обыкновенная круглая ручка замка. Он повернул ее, толкнул, и кусок стены, в которой я бы ни за что не угадал дверь, открыл нам еще один коридорчик с еще одним стальным люком в конце. Да тут одного железа у него на тысячи и тысячи.
За люком обнаружилась вполне обычная камера: тусклая лампа в нише, забранной стальной решеткой, бетонный пол, топчан с полосатым весьма замызганным матрасом, столик с алюминиевой миской и эмалированной кружкой.
Ох, как сразу есть захотелось — так в животе засосало, что на мгновение я даже перестал гадать: во что же еще я сейчас-то вляпался?
Глава четвертая. Генерал Ноплейко и Родина
У генерал-лейтенанта Ноплейко Ивана Васильевича мощный без единого волоска мудрый череп. И хотя глаза Ивана Васильевича чуть слезятся, а голос чуть дребезжит, когда ему возражают не по делу, выглядит он все равно орлом. Честным, неподкупным и несгибаемым. В своем кабинете на третьем этаже монументального здания Службы анализа и предупреждения Федеративной службы охраны (САИП ФСО РФ) Российской Федерации генерал Ноплейко пребывает только в форме. Причем форма эта выглядит непробиваемым панцирем из-за обилия военных знаков и орденских планок, из-за того ворот и плечи мундира генерала на размер-другой больше его тела. Болтающаяся в этом вороте тонкая морщинистая шея, едва, кажется, выдерживающая мощную голову, лишь подчеркивает: этот человек отдал всего себя службе. Всем, знающим генерала, известно: так разительно он похудел из-за облучения, полученного при ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС. Каждая из наград Ноплейко более чем заслужена и почти каждая связана с эпизодом, когда Иван Васильевич рисковал жизнями или отдавал жизни. Это,
Собственно, он и сам почти в любом разговоре упоминает: «Когда мы приступили к ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, то...» Продолжение зависит от конкретной ситуации и мысли, которую нужно подчеркнуть или доказать: «...то ни на минуту не забывали: за нами — вся страна!» или «...то особое внимание уделяли духовно-моральному уровню личного состава!».
Сейчас, поздним декабрьским утром, Иван Васильевич, глядя на свое отражение в светлой полировке шкафа, вполголоса произносил:
— Когда мы приступили к ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, то никто из нас не спрашивал, чиво нам может дать Родина. Кажный из нас думал только о том, чиво он сам может дать Родине! Потому мы не только выстояли, значит, но и не допустили всемирной катастрофы. Хотя и рисковали жизнями...
Нет, лучше так: потому мы и смогли, рискуя жизнями, предотвратить всемирную катастрофу! Да, так — четче. Чтоб знали эти неблагодарные собаки.
Генерал готовился к выступлению в суде. Он вел огромную общественную работу, способствуя патриотическому воспитанию молодежи. И, конечно, с радостью согласился, когда прокуратура пригласила его блеснуть в качестве общественного обвинителя. Некий сопляк отказывался служить в армии. Якобы убеждения этого труса и неженки настолько расходились с тем, что делает российская армия, что он предпочел сидеть неделями в промороженном карцере тюрьмы. Лишь бы не быть с теми настоящими париями, которые его, подлеца, в это время охраняют и защищают.
— Товарищ генерал-лейтенант! К вам подполковник Катков просится, — доложил селектор звонким голосом адъютанта.
— Я занят! — Иван Васильевич, пафосные мысли которого перебили на самом подъеме, рассердился. — Пусть попозже зайдет. Часика через два. Или три.
— Но, товарищ генерал! Он говорит, что это к сегодняшнему докладу. И — важно.
Адъютант считал, что тонко льстит начальнику, называя его просто генералом. Такое обращение как бы напоминало Ноплейко, что ему уже чуть-чуть до звания «генерал армии». Расчет тут и впрямь был тонкий. Не то чтобы Ивана Васильевича так уж грели звезды на плечах. Нет, просто он стремился сделать как можно больше для родной страны. А чем больше погоны — тем больше и дела. Аксиома.
Еженедельный доклад куратору был не так волнующ, как публичное выступление в суде. Но гораздо важнее. Поэтому Ноплейко раздраженно велел:
— Зови! И чаю мне.
И тут же подполковник Катков, пройдя просторный тамбур, четко зафиксировался на пороге кабинета. Его лысоватая круглая голова сидела на короткой шее так прямо, точно сам вид начальника привел Каткова в полное обомление. Если бы его сейчас увидел Муха, Олега бы удивило, насколько строевым может выглядеть тот самый щекастый распустеха, который в «MX плюс» представлялся ему заместителем гендиректора фирмы «Изумруд» Артемовым.
— Чего ты там встал? — сердито рявкнул генерал. — Давай докладывай, что у тебя?
Катков четким шагом подошел к его столу и положил перед генералом стопку бумаг в прозрачной пластмассовой папке. Самым верхним был лист принтерной распечатки перевода с английского небольшой заметки из американской газеты. Той самой, о которой предыдущим вечером говорили в УПСМ Нифонтов и Голубков. На предложенной генералу Ноплейко версии перевода некоторые слова и фразы были отмечены маркерами. Слова, якобы сказанные Голубковым о Грузии — желтым, а о Чернобыле — красным.