Автопортрет
Шрифт:
Не забыть бы утром нарвать цветов для Ольги!
Солнце, на солнце жарко. В гараже усердно пьют по поводу последнего дня работы перед майскими праздниками. Весьма усердно. Пару раз пытались выехать за добавкой - на "Камазе"-панелевозе и бортовом "Зилке". Не пустил. Выслушал упреки ходоков в непонимании шоферской души. Они, дескать, не пьяные, а слегка поддатые. И едут не в Гатчину, а в деревенский сельмаг. А это две большие разницы. Я сказал, что для меня разницы нет, куда едут - я несу ответственность за любую выпущенную из гаража телегу и ее водителя.
Написал рассказик для конкурса в "Смене". Точнее - на память переделал старый, не публиковавшийся. Еще не придумал название. К вечеру надеюсь разойтись и сесть писать про бензин из-под земли для "Невы".
3.05.84. Дежурю в ОТХ.
1-го мая ездили с Ольгой в Зеленогорск.
Посадили укроп, щавель, морковку, салат, редиску.
Ходили на залив. Остатки рыхлого льда у берегов - ослепительно белого на солнце. Шуршит под ногами и позвякивает, если остановиться и прислушаться. Истонченные солнцем льдинки-хрусталики проседают, устраиваясь поудобнее. Слегка пахнет тиной, на которой лежит выдавленный на берег лед. Она чуть парит и начинает пахнуть. Мальчишки, собаки. Максим был в Ленинграде, у деда с бабкой.
Сегодня на свалке Домостроительного комбината наискал арматурные прутья для парника - буду гнуть из них дуги. Хочу сделать три грядки под пленкой. Огурцы, редиска и т.д. В первую очередь - огурцы. В прошлом году уродились отменные.
Шофер просит меня:
– Если позвонит жена, скажи ей, что у меня бегунок храповика разрелаксировался.
– Может, просто сказать, что машина сломалась?
– Нет, она может не поверить. Скажи, что бегунок храповика разрелаксировался. Так убедительнее.
Собираюсь начать третью повесть, но не знаю, за какой сюжет взяться. Есть пяток на выбор, но не созрел, не проникся материалом. Коплю силы и нагнетаю вдохновение.
Чувствую, что немного успокоился, задремал. Это, очевидно, от похвал. Плохо. Результатов особенных нет, а я уже вытянул ноги и уютно расположился в кресле у камина. Надо заставлять себя работать - иначе крах! Скоро 35 лет, самый возраст для прозаика, как уверил Яков Липкович. Хороший писатель! Я читаю его повести и вижу все происходящее. Он сказал, что пишет только тогда, когда сам видит описываемое.
От ученичества - к профессионализму! "Вперед, в классики!", - как говорят у нас в КМЛ.
21-00. Сажусь творить.
Не дали поработать, черти!
"Иста-иста-иста-та!" - орал припевом ко всем песням пьяный шофер Володька Фридрих, внук чеха. Причем орал и выплясывал под окнами нашего вагончика. Что такое "истата", я не смог от него добиться. Он прыгал, потрясал руками, орал, как защемленный, свой припев, а тихий татарин Коля Рахимов сидел на ступеньках вагончика и пел под гитару песню про коварные зеленые глаза. Душевные слова песни и двухчасовая выпивка в кустах рядом с гаражом и привела спокойного семейного Фридриха в восторженное состояние.
Они ввалились в вагончик пьянющие в хлам, мыча и икая, с былинками сухой травы в волосах - спали после восьми бутылок водки. Совсем недавно их бодрые голоса слышались далеко окрест - они обмывали рождение сына одного из молодых водителей.
После ухода компании я нашел под окнами вагончика банку ставриды в масле. Целую. Я поддал ее ногой, полагая, что это пустая жестянка, которую притащили собаки, и она, тяжело переворачиваясь, отлетела в сторону. Ставриду я съел на ужин.
Работа - псу под хвост.
Не мудрено, что после вчерашних заморочек снились пьяные оргии.
Утром Фридрих провел по гаражу еще пьяного виновника вчерашнего торжества - молодого папашу. Тот еле переставлял ноги, и Фридрих затащил его в кабину своего "камаза", спать. Где он его откопал - не знаю. Мне казалось, что все разошлись. Потом Фридрих сидел в вагончике и тяжело дышал: "Все, бросаю курить, Димка. На пятый этаж поднимусь и задыхаюсь".
Обязательно найти и перечитать "Декамерон", Боккаччо!
Что-то инвалидов войны поубавилось на наших улицах и в наших дворах.
Сколько раньше было безногих, безруких, в колясках и на тележках с колесами из подшипников. Уходят победители-старики...
У служебного входа в Пушкинский театр стоят три женщины-артистки в нарядах прошлого века. Юбки колоколами, валанчики, рюшечки, манжетики и прочие красивости. Женщины курят и переругиваюся.
18 мая 1984г.
В мое дежурство 8-го мая в гараже случилась драка - на меня полез по наущению одного обиженного водителя его дружок - новый начальник колонны с другой площадки. Здоровый, черт. Сначала он без предупреждения двинул мне по физиономии и сбил с ног. Я крикнул шоферам, чтобы не вмешивались. Потом мы дрались с ним еще минут десять. Мне удалось бросить эту тушу через себя - с моим опрокидыванием на спину. Водители радостно взвыли. Синяк у меня не проходил неделю. Разбил колено.
В следующее дежурство он пришел извиняться. Принес литр водки. Сказал, что ничего толком не помнит: кто-то попросил дать мне в ухо. Он и дал. Я с удовлетворением оглядел его переливчатую физиономию, заплывший глаз, ссадины на лбу - и простил. Сказал, что рапорт не писал. От водки отказался.
Ольга сказала, что простил зря. "Он полез на тебя при исполнении тобой должностных обязанностей!" Много женщины понимают...
Вчера состоялся рекорд жары в Ленинграде: +30,4 градуса по Цельсию. Сегодня +25.
Печатаю рассказ про Белова. Идет медленно -слабость накатилась после ангины. Сегодня полдня спал. Мокрый, вялый.
Аркаша Спичка дал мне "Театральный роман" Булгакова, сборник молодой эстонской прозы и три книги Виктора Шкловского (повесть о прозе и "Энергия заблуждения", повесть о сюжете). Все весьма интересно. Шкловского читаю почти по слогам. Пишет привлекательно, но часто повторяется - полагаю, сознательно. И есть малопонятные места. Старик отвлекается. Ему сейчас 90 лет. Знал Толстого, Чехова, Горького, Шаляпина и др.