Автопортрет
Шрифт:
Идем с пляжа. Проходим мимо ларька.
– Хотите лимонада?
– Да.
Покупаю лимонад. Давятся - пузыри идут из носа, - но не отказываются. И я наорал. Такие, дескать, сякие, бушевал я. Мне не жалко лимонада и денег, но мне противно смотреть на ваши физиономии и жаль времени, когда вы, как две обезьяны, стоите у ларька и давитесь этим лимонадом.
Ольга, сдерживая улыбку, взяла меня под руку и повела по улице. Эти разбойники, прижав уши и втянув головы в плечи, шли впереди. И тут мне самому стало смешно - вспомнил, как выпивал до шести бутылок лимонада "Лимон" на речном трамвайчике, когда отец возил меня кататься по Финскому заливу.
Прошли метров двести. Вывеска в окне магазина: "Соки-воды". Они как бы случайно замедляют шаг, но не оборачиваются.
– Хотите пить?
Максим закатывает глаза в сторону дальних гор и пожимает плечами: дескать, если надо, я могу выпить.
Маришка молча кивает; но угрюмо как-то.
Заходим в прохладу магазина. Стеклянные конуса с соками.
– Какой будете?
– Мне вишневый и яблочный, - тычет пальцем Марина.
– И еще виноградный...
– А ты, Максим?
– Мне вот этот. И вот этот...
Я покупаю и выхожу на улицу. Понимаю, что бессмысленно сердиться, но сержусь. Специально спросил, хотят ли пить, надеялся, что пропесочивание пошло на пользу, но оказалось, что ввел с соблазн. Давятся, но пьют. Через минуту будем искать туалет.
И думаю о том, что ни будь я таким нервным придурком, - только бы радовался за детей и за семью: деньги есть, лимонада - вволю, пусть упьются и уписаются. Им будет, что вспомнить по прошествии десяти лет - как ездили с батькой на юг и гуляли, как хотели...
Сегодня все утро слушал на пляже по приемнику доклад Горбачева на открытии ХIХ-й Партконференции. На слух доклад показался бледноватым. Ждал большего.
2 июля 1987. Лазаревское.
Купаемся, загораем, ходим по городку. Ольга читает детям "Тома Сойера". Солнце, редко - дождь. По утрам бегаю - по шоссейной дороге - 1 км в гору до заброшенного фруктового сада и обратно. Сегодня забежал в самшитовое ущелье. Вспомнился роман "Самшитовый лес" - хорошо написан.
Ездил на прокатной лодке на рыбалку - ничего не поймал, но зато познакомился с рыжим шахтером из Красноярского края, он греб. Здоровущий добродушный шкаф, мы с ним чуть не перевернулись. Бригадир забойщиков - Юра.
3 июля 1988 г. Лазаревское.
Дети ведут себя спокойно, сошлись с компанией таких же дачничат и по вечерам играют в карты либо рассказывают страшные истории.
Звонил соседям в Ленинград - извещения на бандероль из Москвы не приходило. Жду сигнального экземпляра книги из "Молодой гвардии". Обещали еще в июне.
Ходил сегодня в читальный зал при доме отдыха, брал газеты за два дня речи на Партконференции. Тяжелое впечатление они оставляют. Либо одобряют речь генсека, либо грызутся между собой и продают Ельцина, либо рапортуют об успехах, как пионеры на слете, и рассуждают, как хороша эта барышня Перестройка.
8 июля 1988 г. Лазаревское.
Рядом с нами стадион. Сегодня с утра там тренировалась местная футбольная команда. Я напросился встать в ворота. Мячик, как железный. Отбил все руки с непривычки. Потом купался. Сейчас пишу трясущимися руками - еще болят кисти. После того, как отстоял на воротах, увидел, что за игрой наблюдал забойщик Юра, с которым я ездил на рыбалку. "Ты, наверное, в "Зените" играешь?
– он протянул огромную и негнущуюся, как сушеный лещ, руку.
– Решил хлопцев потренировать? Правильно. Пусть платят. Хотя бы горилкой..." Немного поболтали. Жена и сын просят его свезти на озеро Рица. Договорились, что поедем вместе.
14 июля 1988 г. Лазаревское.
Вчера ездили на озеро Рица. Поездка была тяжелой - жарко, толкотня, впечатлений мало. Рица - обыкновенная лужа, только с чистой водой. Шашлыки, мороженое, кофе, ларьки с грузинской одеждой - как нас предупредил гид, халтура, брать нельзя. Мы и без него знали. Всюду норовят обмануть ценников нет. И обманывают. Отдыхающие хватают и убегают - автобус нетерпеливо ждет. Одно впечатление - горные дороги. Смотришь вниз - и замирает сердце. И конфликт с водителем запомнился. Мы его с забойщиком Юрой и организовали.
Водитель предупредил по радио, чтобы не закручивали и не заворачивали занавески на окнах. Два мужичка рабочего вида пришли позднее, сели и тут же стали пристраивать занавески, чтобы улучшить себе обзор. Водитель увидел в зеркальце.
– Ну ты чукча или русский человек?
– с ненавистью проговорил он в микрофон.
– Я же русским языком сказал - занавески не трогать! А ты трогаешь! Ты русский или чукча?
– В зеркальце была хорошо видна его спесиво-презрительная физиономия с оттопыренной губой. Мужик начинал свой рабочий день явно не в том настроении.
Народ в автобусе притих. Мужики испугано вернули занавески на место. Гид стояла на улице и торопила взмахами руки экскурсантов. Водитель нагловато-торжествующе оглядел салон через зеркальце и не спеша закурил. Я посмотрел на Ольгу - она на меня.
Хотелось встать и никуда не ехать. А то и дать в морду - он не мужиков оскорбил, он нас всех оскорбил.
Я вышел на улицу к гиду и сказал, что водитель позволил себе оскорбительные замечания в адрес экскурсантов. Если он сейчас не извинится, я с семьей сдам путевки и напишу жалобу. Думаю, ко мне присоединятся и другие. Я говорил чуть громче, чтобы слышал и водитель. Тот щурился от табачного дыма и снисходительно поглядывал в нашу сторону. Экскурсовод залепетала, что водитель - работник автобазы и ей не подчиняется, надо быстрее ехать, мы выбились из графика... Заурчал мотор, и тут фигуру водителя заслонила огромная спина Юры - он наклонился в кабину и навис над водителем. Мотор заурчал сильнее, но тут же стих. Я поднялся по ступенькам и протиснулся мимо Юры в салон. Экскурсовод нервно посмотрела на часы. Я крикнул Ольге, чтобы они готовились выходить, она понимающе кивнула, и я сунул нос в кабину. Точнее, ухо. Юра загораживал собою водительский проход и держал в руке снятый поручень.
– Разве чукчи рыжие бывают, - услышал я мятый голос водителя.
– Да, брат, не уважаешь ты меня, - басил Юра.
– А мне потом эти занавески гладить...
– Не уважаешь...
– Я ж не знал... Ну, извини...
– Оскорбляешь при всех, а извиняешься на ушко. Ты в матюгальник скажи.
– Что ж я скажу?..
В автобусе зрело недовольство. Уже кто-то крикнул, что нельзя нервировать водителя, ему везти нас по горным дорогам, и экскурсовод торопливо шла по проходу, считая по головам сидящих.