Автопортрет
Шрифт:
Ольга прочитала в "Юности", что герой-пионер Павлик Морозов в сущности - предатель своего отца, которого он разоблачил, как "врага народа и кулака".
– Ну надо же!
– весь день огорчалась Ольга.
– Герой-пионер называется... В школе его проходили, портреты висели...
И через час-другой:
– Надо же! Павлик Морозов-то... Я просто поражена!
И когда спать укладывались, опять вспомнила юного пионера, убитого за предательство. Я, как мог, объяснил, что такое было время: везде искали врагов, отказывались от отцов, боготворили Сталина, которому везде мерещились шпионы и диверсанты.
Она сама - внучка "врага народа", и ее отцу, чтобы поступить в институт, пришлось отказываться от своего отца, ее деда. Такие были времена, о которых сейчас много пишут. Пишут так много, что становится противно.
2 апреля 1988г.
За городом хорошо. Тает снег. Солнце. Тихо.
Доломал теплицу - ее смяло снегом, т.к. я не снял с крыши полиэтилен.
В прошлом году я сказал Ольге: "Отдадим долги, и я сломаю теплицы, заровняю грядки и сделаю огромный газон. Оставим только грядку под зелень, чтоб на рынок не ходить".
Долги отдали. Одну теплицу я доломал. Но на вторую рука пока не поднялась. Да и каркас у нее железный - из трубок, которые держат тент в кузове "Камаза". Ее разбирать надо с гаечным ключом...
4 апреля 1988 г.
Пишу роман. Или повесть? Не важно. Пишется, тьфу, тьфу, тьфу...
Приехал на гастроли с ансамблем "Командоры" брат Юра из Владивостока. Пробудет в Ленинграде две недели. Ольга поскучнела. Я обещал не пить с ним, только общаться по-родственному. "Знаю я ваше "по-родственному". До сих пор не могу забыть Зеленогорск..."
Вчера встречались у Молодцовых - я не пил, сказал врачи запретили: желудок. Юрка не настаивал, а Саня подмигнул хитро - мол, понимаю.
Юрка - руководитель ансамбля. Или администратор?..
Сегодня утром побежал к заливу, вдоль новой гранитной набережной реки Смоленки. Солнце светило сквозь легкую дымку, и гранит розовел. По оставшемуся на реке льду ходили утки (Не фраза, а дрянь!). Они подходили к зелено-голубой кромке, истонченной течением, и бухались в воду. (Тьфу!)
7 мая 1988г.
Видел сегодня на эскалаторе в метро мальчика лет пяти-шести без ноги. Он сидел в коляске, которую держал дедушка - старенький и невзрачно одетый. Лицо у мальчика грустное.
Я спускался по ступеням, заметил их и остановился немного ниже. Я не хотел верить, что он без ноги, надеялся, что обознался, но, обернувшись у самого спуска, убедился, что не ошибся. И так жалко его стало, так муторно сделалось на душе, что я не пошел, а поплелся по платформе метро. Остановился, сделал вид, что смотрю на часы в зале - обернулся и еще раз посмотрел на мальчика - издалека. И увидел маленький костыль, который не заметил раньше.
Господи, как мы все привыкли к благополучной жизни, как нас приучили к этому телевидение и печать! У меня мелькнула мысль - подойти к ним и дать 25 рублей дедушке или мальчику - и уйти. У меня в бумажнике лежали эти деньги. А вдруг обидятся, не так поймут? Не принято у нас такое. И я не пошел и не дал. И ехал в вагоне подавленный, читал про репрессированного Тухачевского, но читалось плохо - все стоял перед глазами этот мальчик с грустным лицом. И думал о Максиме и Маришке, и, придя домой, обнял сына, и долго не отпускал от себя. "Ты чего такой?" - спросила Ольга. Я рассказал ей и Максимке.
– Наверное, под машину где-нибудь попал, - насуплено сказал Максим, глядя в телевизор.
Редко пишу в дневник. Это и хорошо, и плохо. Хорошо потому, что пишется роман, и времени на другое писание не остается. Плохо потому, что многое забывается.
9 мая 1988г. Зеленогорск.
На дачу приехала Вера со своим новым мужем - Александром Абрамовичем Сойту (гатчинский финн).
Летом 1945 года в Ленинграде на Дворцовой площади вешали нацистских преступников. И ребята с нашего двора ходили смотреть на повешенных плевали в них, тыкали палками и ругались. У многих погибли родители, и они плевались и ругались сквозь слезы. (Рассказывала Вера.)
Когда пришли немцы, они разогнали колхозы и раздали землю в индивидуальное пользование. Кто тогда был в деревнях? Женщины, старики, дети. Вот они и стали ее обрабатывать. Когда в 1944 году наши войска освободили деревни, то обнаружили амбары с хлебом, скот в хлевах и достаток. Через несколько лет деревня опять обнищала - развалились сараи, опустели амбары, пропала скотина. (Рассказывал Александр Абрамович. Когда началась война, ему было 9 лет.)
11 июня 1988 года. Зеленогорск.
Сбежал солдат, и его ищут. Около вокзала стоит армейская машина с антеннами, тарахтит выносной дизелек, патрули на дорогах.
Пишу Роман про Игоря Фирсова - 45-я страница зажата в машинке, сейчас буду ее переделывать.
25 июня 1988 года выехали из Ленинграда: я, Ольга, Маришка, Максим.
И 27 июня в том же составе прибыли в поселок Лазаревское Сочинского района.
Дом стоит на откосе шоссе, и прямо в кухне бьет родник из трубы; вода по желобку сбегает в сад, где устроен пруд. Хозяин сказал, что раньше там водились карпы. Теперь лягушки по ночам устраивают там концерты. Особые какие-то лягушки - могут ползать по деревьям и вопить оттуда.
Южная природа для меня - приятная загадка. Удивительно, что все время тепло, и можно завтракать под огромным навесом, за длинным дощатым столом, где собираются по утрам отдыхающие, и слушать журчание родника, и при желании попить из него или сполоснуть руки.
В комнате тоже слышен родник, и кажется, что идет дождь.
Маришка с Максимом быстро снюхались еще в поезде (я брал в дорогу 18 бутылок лимонада и еще 6 бутылок "Дюшеса" купил в вагоне-ресторане) и теперь на пару "достают" нас с Ольгой. Сегодня наорал на них за вечное хотение лимонада.