Авторология русской литературы (И. А. Бунин, Л. Н. Андреев, А. М. Ремизов)
Шрифт:
Всю жизнь я страдаю от того, что не могу выразить того, что хочется. В сущности, я занимаюсь невозможным занятием. Я изнемогаю от того, что на мир смотрю только своими глазами и никак не могу взглянуть на него как-нибудь иначе!
Никто на мир не может посмотреть “чужими” глазами, как бы он ни “перевоплощался”. “Чужое” может быть только в установке писателя, в избранном “жизненном” материале, в авторской иллюзии, оборачивающейся “приемом”. Даже смотря в зеркало, мы видим свое отражение, но не себя (Бахтин). Да, познание себя – через “другого”.
Глава 1. Онтологические основы авторства (Творчество 1932–1953 годов)
Авторский эмоциональный комплекс, содержание авторского сознания (направленность авторского сознания на те или иные сферы бытия), религиозные взгляды писателя, отношения автора и персонажа – онтологические основы авторства, анализируемые в этой главе на материале ранних рассказов Бунина (в качестве своеобразного вступления) и центральных произведений (“Жизнь Арсеньева. Юность”, “Освобождение Толстого”, “Темные аллеи”).
§ 1. Страсть и страдание Ивана Бунина
1.1. Проза Бунина как проблема аналитической филологии
Бесконечны варианты взаимодействия составляющих частей системы, но именно – варианты, а не сами составляющие. Все в тексте можно сосчитать, выразить схематически – было бы время, желание, силы. Понять координаты авторства, значит, понять основные, доминирующие признаки системы, называемой “творчеством писателя”, или “Полным собранием сочинений”, или “Бунин И. А. Собр. соч. В 6 т.” [1] .
1
Основное цитирование – по изданию: Бунин И. А. Собр. соч.: В 6 т. – М., 1987–1988.
На что направлено авторское сознание? Каковы причины этой направленности? Каковы свойства повествовательной структуры? Какова авторская доминанта видения и изображения мира?
Это – основное, а далее… можно до бесконечности. Хотя порой эта “бесконечность” – авторская игра словом (например, семантика лексем “страстный” или “свежесть” у Бунина) – наиболее интересна для филолога.
Монографический – концептуально-авторский – характер исследования предполагает обилие как теоретических аспектов, так и довольно большого числа бунинских текстов, анализируемых с той или иной степенью полноты, поэтому многие параграфы – только конспекты проблемы.
Монографический характер работы избавляет меня от необходимости постоянного “лавирования” между иными критическими суждениями.
Мы все вносим в культуру что-то новое, хотя бы самим фактом нашего высказывания. И в то же время мы все находимся в кругу повторяющихся смыслов.
Новое – индивидуальное, личностное – видится “на расстоянии”, когда эпоха, в которую создано то или иное произведение, ушла в прошлое. В таком состоянии – как прошлое – видны и новое (новизна, оригинальность), и типологическое (общее). Иная оценка – из настоящего – часто принимает и дождевые пузыри в луже за “таинства”, “откровения”.
1.2. Авторолог и Бунин-автор
Критика – любое высказывание о писателе и/или его творчестве, т. е. такой текст, в котором объективировалось то или иное видение и понимание писателя как личности (персоны) и/или как автора.
Деятельность субъекта критического высказывания имеет следующие особенности.
Во-первых, субъект критического высказывания может быть “чистым” биографом, т. е. говорить о писателе как о человеке.
Во-вторых, субъект критического высказывания может быть критиком-публицистом, выражающим свое непосредственное восприятие только что опубликованного произведения.
В-третьих, субъект критического высказывания может быть “чистым” критиком-аналитиком (авторологом), т. е. рассматривать только текст как объективированную словесную форму выражения автора.
В-четвертых, субъект критического высказывания как такового, как целого высказывания, в “чистом” виде существует только в отдельных моментах, в отдельных суждениях, обычно занимая многообразные промежуточные положения между полярными позициями.
Классификация субъектов критических высказываний может быть осуществлена по преимущественному (доминантному) признаку.
Однако любое критическое суждение, биографический факт или эмоция мемуариста исходят из определенной системы, обусловленной жанром высказывания, положением субъекта высказывания по отношению к писателю или тексту, положением субъекта высказывания в той или иной научной, идеологической области, выразителем которой он является.
Субъект высказывания, находящийся в мемуарно-биографической критической системе, интересуется прежде всего писателем как человеком. Мемуарист и биограф могут или открыто выражать свое отношение к писателю, или отстраняться, прибегая к “сухому” перечислению фактов, но часто запечатление личностного отношения является скрытой, глубинной целью высказывания.
“Удалось ли дать его подлинный образ, судить не мне, я старалась даже в самых для меня трудных местах быть правдивой и беспристрастной, – насколько это, конечно, в силах человека”,
– так закончила книгу “Жизнь Бунина” В. Н. Муромцева-Бунина, а в “Беседах с памятью” писала:
“Вообще я не сразу поняла, что такое делить жизнь с творческим человеком. Поэтому порой сильно страдала”
Писатель побуждает читателя смотреть на жизнь глазами своих персонажей, в конечном счете, своими – “авторскими” – глазами; тем более человека близкого, любящего – писатель может буквально создавать по своему образу и подобию.
Бунинские “частотные” слова – страсть, сладость – неоднократно повторены в мемуарах В. Н. Муромцевой-Буниной и Г. Кузнецовой, и порой в самых трагических для этих женщин личных обстоятельствах.
“Идя на вокзал, я вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет, раз любовь его имеет источник в Боге. Пусть любит Галину, Капитана, Зурова – только бы от этой любви было ему сладостно на душе”