Авторское право
Шрифт:
Кортни встала.
– Девчонка, какая же ты еще девчонка, Кортни, - я смотрел на нее в упор с восхищением.
– Ты прошла в космос потому, что рядом был я, но ведь цель у тебя была другая!
– Да, - согласилась американка, - хотела оставить свой след во Вселенной. Хотела, чтобы меня помнили, как победительницу Сафари. Наши жизни - как вспышки - короткие и ничего не освещают. Я хочу оставить яркий свет и, несмотря на то, что мы не победили, мне кажется, все получилось.
– И что же, если я
– Нет,- она покачала головой.
– Хватит. Если только Поль поймет, то вскоре мы переселимся в Майями, и я ему нарожаю троих пузатых детишек. Поль у меня толстячок, тебе да него далеко, - она усмехнулась.
– Так ты разрешаешь нам с Порси отбыть на Землю? Я подыскала бюро транспортных услуг, меньше чем через неделю прекрасная прогулочная яхточка доставит нас на Землю. Объединенное командование отнеслось к нашей просьбе благосклонно, посадку разрешило.
– А чего ты меня то спрашиваешь?
– удивился я.
– Так ты ж мой капитан, - она пожала плечами, как будто все было и так понятно.
– Да ладно, я сейчас капитан больничной койки, - отмахнулся я.
– Я говорила со здешним консулом, который занимается землянами. Он сказал мне, что на Шквал, если только потребуется, выделят и связиста и навигатора. Так что на обратном пути у вас не будет проблем.
– Да о чем ты сейчас говоришь, Кортни? Вали уже на Землю, тебе там, в отличие от меня, будут рады.
– То что мы сделали... то что сделал ты, я считаю это правильным, - вдруг сказала американка.
– Если мое мнение тебе интересно.
Я кивнул. Все равно решение уже было принято и воплощено в жизнь.
– Если тебя когда-нибудь пустят на Землю, буду рада видеть в гостях, - внезапно, противореча самой себе, сказал девушка. Тряхнула челкой, и вышла.
Я оглянулся на цветы, долгое время смотрел на них.
Все, наконец, сложилось. Я только что потерял часть себя - семью, члена своего экипажа. Кортни была права: то, что нас сближало там - бездна и пустота - ничего не значило здесь, в мире благополучия и ярких красок. У каждого из нас была своя жизнь, и в ней было достаточно счастья, чтобы пытаться все разрушить. Мне вот еще чинить и чинить.
Титрин не дал мне долго размышлять, выскользнул из-под кровати, почерневшей молнией вспрыгнул на тумбочку. Вообще, черный цвет шел ему больше всего. Посмотрел на меня и бестактно проворчал:
– Как в вашем видовом мире все запутано.
– У вас не так?
– поинтересовался я, уже поняв, что задал глупый вопрос. Он же водяной светящийся цветок...
– Так, да не так, - серьезно ответил титрин.
– Есть дети и вокруг них появляется семья. Цель родителей защитить свое потомство. Когда нет детей, есть свобода желаний, зачем загонять себя в рамки морали, когда
– Даже не знаю, что тебе сказать. Я что-то ничего в своей морали не понимаю теперь. Оно ведь все просто только когда рассуждаешь в теории.
– Это точно, - согласился титрин.
Я, наконец, полностью сел, свесил ноги, стал снимать с кожи датчики. Никаких игл, они крепились мягкими присосками. Но от всех этих манипуляций запротестовал бок.
– Ты куда?
– встрепенулся кот.
– По нужде пойду, - я встал и тут же пожалел об этом. Ноги подломились, я чуть не упал. Ухватился за дугу кровати, чтобы удержать равновесие.
– Сейчас позову кого-нибудь, - титрин метнулся мимо и, когда дверь открылась, смешно врезался в ногу шагнувшего внутрь палаты человека.
Я замер, распрямился.
Ее глаза смотрели на меня спокойно и равнодушно.
– Видела Кортни, она заходила к тебе, и вижу, что после ее прихода тебе стало лучше, - сказала она негромко.
– Кортни приходила попрощаться, она отбывает на Землю, - сказал я, пытаясь понять, чего ждать от бывшей...
Бывшей ли?
– Бросила тебя подружка?
– спросила Ната с издевкой.
– Ты не поймешь, и не простишь, - я прохромал вдоль кровати, боясь отпустить бортик, дотянулся до вазы и выдернул из нее умопомрачительный огромный букет. Сатринг ведь знал, что я пойму, как распорядиться этими цветами.
Я повернулся. Выглядел, должно быть, нелепо: в идиотской, как и во всех больницах Вселенной, рубахе, босоногий. Я заставил себя выпрямиться и, чеканя шаг, как идут по плацу солдаты, подошел к ней. Встал на одно колено, выдвинув перед собой, словно защиту, букет белых лион.
– Прости меня, - сказал негромко, не опуская взгляда.
Ничего я не мог сказать ей больше, все, что хотел выразить, было в этих двух простых словах. Знаю, что женщинам этого мало, но сейчас все остальное казалось лживым и маловажным. Потом я буду оправдываться, потом придумывать какие-то ходы или объяснения. Все, что важно, решиться должно именно сейчас. Иначе не будет никакого "потом".
– Антон, - сказала она все так же без выражения и мне показалась, сейчас потолок обрушится.
– Если ты еще веришь в то, что можно что-то сохранить, ну дай же ты мне этот шанс!
– попросил я горячо.
Она внезапно опустилась на колени, подалась вперед, обняла крепко, словно никогда и не отпускала.
– Я думала, ты умрешь там, в этом чадящем смраде, - прошептала она, прижимаясь еще крепче. Многострадальный букет белых лион, проделавший такой далекий путь от Парлака 15 до палаты в больнице на Нуарто, оказался безжалостно зажатым между нашими телами. Крупные белые лепестки осыпали наши колени, но я ни о чем не жалел.