Авторское право
Шрифт:
Она говорила, все повторяла, чтобы я ее освободил, чтобы немедленно оторвал свой зад от кресла и полз к ней, а я глупо улыбался, глядя уже ничего не видящими глазами перед собой.
Кровь уходила, и сознание становилось все более гулким, но мое тело, привыкшее к боли, не давало разуму уйти. И я все еще был здесь, глупо улыбался и думал, что у меня будет сын. Ну, будет же!
– Как же ты летала, прыжки подпространственные для женского организма вредные, да еще и с плодом?
– перестав хныкать, ужаснулся Порси.
– Мне Змей колол препараты,
Я слышал теперь только ее голос, все остальные молчали. Словно мы с ней остались один на один в разрушенном корабле, и она слово за словом рвала мою душу на части. Прав был Стас, она рассказала мне правду именно тогда, когда я не мог этому противостоять. Ее месть оказалась самой жестокой на Земле.
– Я думала, ты любишь меня, меня, такую, какая я есть! Я готова была за тебя все отдать, а ты плюнул мне в лицо, Доров! Ты жалок, под первую же юбку полез! Кортни, ты на меня не обижайся, этот кобель виноват во всем. И в том, что у тебя рука сломана....
– Да я не в обиде, - откликнулась американка и тактично замолчала.
– Ты, Доров, и пальца моего не стоишь! Я твоего ребенка ношу, а ты... ну же, докажи, что ты мужик! Я тут больше не могу, - она закашлялась.
– Вытащи меня, ну же!
– Не могу, - прошептал я.
– Прости, не могу я.
– Почему не можешь?!
– внезапно, почувствовав неладное, гаркнул Яр. Судя по ситуации, с самого начала было ясно, что мы все зажаты намертво, шелохнуться не можем и деваться до прихода помощи некуда, но тут в моих словах его видимо что-то насторожило. Может быть, интонации.
– Доров, не отключайся!
– Простите, ребята, - пробормотал я, уже не уверенный, что меня слышат.
– Я по совести все сделал. Нам эта платформа для силы нужна была, а им для жизни. Простите, все эти смерти на мне...
– Доров!
– голос Натали внезапно стал серьезным. Из него ушли истеричные нотки, и он наполнился ужасом.
– Антон, что с тобой?
– Все нормально, Ната, все нормально...
Я уже ничего не мог говорить. На глаза, наверное от боли, навернулись слезы. Дышать было тяжело, но острота в боку притупилась, расслабляя тело.
Как бы не сплоховать под конец и не обделаться, - внезапно подумал с отстраненной тоской, уже зная, что ничего этого мне не избежать. Смерть, она не бывает красивой или благородной. Красивыми и благородными бывают поступки перед смерть. А смерть это всегда кровь, боль, и испражнения.
– Ярослав, ты видишь что?
– это, кажется, Порси. Я уже почти не понимаю...
– Ты же ниже сидишь, вдоль пола смотри, тут искрит же...
– Вижу плиту, ее оторвало от потолка. И из-под края его рука торчит. Только что не было, опала. Его раздавило... похоже...
Темнота.
Приходить в себя было непросто. Мне сначала показалось, я под тяжелыми наркотиками. Мысли были яркими, очень живыми, будто видения. Словно я пролистывал куски собственной
Потом вижу Юльку - дочь Стаса. Она стоит рядом со мной на балконе, курит, задает какие-то провокационные вопросы.
Космос...
– Ну что, Доров, опять?
– я слышу голос, но не сразу понимаю - это он, мой дядя. Говорит спокойно и с укоризной.
– Давай, давай, приходи в себя, чего ты прикидываешься мертвым?
Я открыл глаза, но зрение не вернулось. Ощущение, что надо мной нависает человек осталось, чувствую запах какого-то неназойливого, даже приятного одеколона, а, может, это отдушка шампуня.
– Стас?
Голос слушается, губы пересохли только. Опять ощущение как с похмелья.
– Да, а ты кого ожидал услышать?
– Наташка?
– Целы они оба, и она и ребенок.
– Почему ты молчал, почему не сказал?!
У меня даже голос прорезался, обвинительные нотки окатили Змея с головы до ног.
– Потому что Нате обещал, - он остается невозмутим.
– Не моя это тайна, племяш, медицинская. Если пациент не хочет, болтать я не имею права.
– Если бы ты сказал, я бы столько ошибок не сделал...
– Сожалею, Антон, ты сделал бы их гораздо больше. Ты бы думал только о ней, о ребенке, а обязан был взять ее с собой!
– Да я бы ее на корабль не пустил!
– И сам бы не пошел, вот то-то и оно...
Мы помолчали.
– Остальные как?
– Если вкратце, то все живы. Ни одной жертвы твой героический поступок не повлек за собой. Говорят, какое-то редкое земноводное наш корабль раздавил, когда приземлился, три гектара заповедника разнес, кучу птиц согнал с привычных мест, лягушек расплавил, отравил почву. Экологическая, желтозадая тебя укуси макакая, катастрофа. Ты теперь у нас убивец местных лягушек!
– Стас глупо хохотнул.
– А так нормально. Манри - механик, которого от взрыва ракеты опалило, пересадкой кожи и мышцы лица отделался. Но в госпитале еще полежит, регенерация будет подольше, чем я планировал.
У Тверского сотрясение мозга, но ему, судя по всему, на пользу только пошло. Шизу его на место вставило, он клянется, что больше мертвых не видит и никаких голосов не слышит. Думается, рад, не представляю, что он перетерпел. Видения эти красивыми не бывают. Психотравмы - вещь опасная. В моей практике был один случай, мужичок разбился на глайдере, а вместе с ним его собака. Он эту собаку любил сильно, и после того, как оправился, везде ее видел. Искореженную, обгорелую, с костями наружу и глазами пустыми.