Авторское право
Шрифт:
В раздумье, я сделал несколько глотков из фляги, потом решительно взял автомат, достал нож и поддел лезвием щель, в котором по моим подсчетам должна была быть петля.
Хрустнул метал - это нанозаточка сделала свое дело. Таким же методом я расправился со второй петлей, а потом с применением грубой силы просто выдрал люк из пола. И сунул туда дуло автомата, но ничего не произошло. Там, внизу было темно и пахло сухой пылью.
Фонарик, прижатый моей ладонью к прикладу, выхватил из темноты ступени и низкий потолок. Я согнулся в три погибели и ступил вниз, мазанул лучом по стене и тут же отшатнулся назад. Над головой что-то противно загудело, вдоль стен пробежала
– Кто ты?
– спросил я его на межгалактическом.
Карлик не пошевелился, через его прозрачную кожу были видны неподвижные мышцы.
– Я не знаю твоего языка, - разлепив сухие губы, сказал он.
– Стреляй.
– Зато я знаю твой, - я легко перешел на язык, который выплыл из глубины моего сознания. Спасибо Ворону за подаренные знания.
Я неожиданно вспомнил Родеррика Стерта, моего специалиста по контактам, который знал, кажется, все языки Вселенной. Он давно уже мертв по прихоти сильнейших на просторах космоса, мертв ради забавы. Так же как мы можем оказаться в любой момент мертвы, ослепленные погоней за сомнительным призом, ради которого не жалко отдать жизнь.
Карлик встрепенулся, поднял голову, вглядываясь в мое лицо.
– Кто ты? Ты прилетел убить меня?
– Нет, это случайность, - я опустил автомат.
– Что здесь делаешь?
– Я?
– он усмехнулся, и ухмылка эта была похожа на человеческую, полную горечи гримасу.
– Я последний из мэй.
– Что случилось на планете?
– А ты не знаешь?
– в его голосе чувствовались обвинительные нотки.
– Нас всех убили!
– Почему? В большом мире об этом ничего не известно...
Моя рука непроизвольно напряглась на прикладе автомата. В конечном итоге, кто знает, чем может мне грозить этот коренной житель...
– А ты расскажешь всем, если узнаешь сам?
– с надеждой спросил карлик.
– Расскажу, - согласился я, разглядывая совершенно лысый, прозрачный череп. Казалось, этот маленький уродец состоит из одних хрящей, мутноватых, скрывающих белесые органы. Одеты на нем были какие-то полуистлевшие лохмотья, и в пыли вокруг него не был не единого следа. Может быть, жители Мэй умеют впадать в анабиоз или состояние управляемой комы.
– Слушай, - зашептал на своем хрипящем языке карлик.
– Мы тогда не летали в космос. Мы никогда не летали в космос! Мы делали крылатые катера и плавали над своей планетой. А Мэй - очень большая планета! Но потом прилетели они. Завоеватели, убийцы из галактики Хога. Жителей стали сгонять в колонии и заставлять добывать химру - наш минерал, очень хороший материла силикатной природы. Мы ничего не могли им противопоставить. У них были огромные корабли и страшное оружие, способное расщепить организм до чистого углерода. Они могли становиться невидимыми нашему глазу, меняли обличие и сливались с предметами, словно ящерицы-хамелеоны.
Так не могло длиться вечно и на Мэй прилетели корабли Союза. Они уничтожили чужаков, назвав их преступниками и пиратам, но вместо того, чтобы освободить местное население, нас обвинили в пособничестве и покрывательстве. В прислуживании врагу! Наложили мораторий
Везде были наблюдатели с Нуарто, наших детей учили так, чтобы уровень образованности жителей не приближался даже близко к возможному технологическому прогрессу; все испытания, все исследования были законсервированы. Оперирование научными терминами каралось штрафами или публичными наказаниями. Иногда особо рьяных ученых, готовых бороться за свои убеждения, подвергали казни.
Но мы не могли им повиноваться! Еще до прилета завоевателей, я и мои коллеги занимались разработкой систем портального типа, открывающих устойчивые подпространственные коридоры и создающих уверенное поле реальности, чтобы перемещать предметы из одной точки в другую. Установка подобных порталов могла в корне изменить всю Вселенную и методы путешествия по ней. Да, мы не хотели выходить в космос, потому что в силу своей природы боялись его, но мы могли в будущем сделать кое-что получше космических кораблей! После введения моратория часть активистов закопалась под землю, продолжая свои исследования. Несколько десятков научных подземных лабораторий, замаскированных под торговые лавки и мастерские; прятавшиеся в фундаментах административных зданий научные комплексы, вели непрекращающиеся исследования под самым носом у Нуарто...
Он замолчал и долго глядел на меня через зал, заставленный наклонными чертежными планшетами и затянутый какими-то пучками проводов.
– Что случилось дальше?
– подбодрил я рассказчика.
– Смерть. Случилась смерть. Одну из таких групп поймали, публично казнили... а потом... потом...
Он зажмурился, но веки у него были совершенно прозрачными, и карлику вряд ли от этого стало легче.
– Нуарто постановило, что мы нарушили мораторий о прерывании технологического прогресса и на все лаборатории были сброшены бомбы. Биологические бомбы. Связь прервалась сразу же, а жители Мэй один за другим скончались в жутких муках. Только я выжил. Эти бактерии из бомб что-то сделали со мной, я не ем, не пью, не двигаюсь и, тем не менее, жив. Я - последний. Моя лаборатория единственная, о существовании которой так и не узнали.
– Как давно это было?
– Семьдесят лет назад. Я так хочу умереть. Я устал от темноты и тишины. Убей меня.
– Я не могу.
– Тогда уходи. Мне остается только продолжать свои разработки. Я добился успехов, но не могу использовать их. нет электроэнергии, нет материалов. Я хочу у мереть, и если ты не можешь помочь, просто уходи.
Я вздохнул, поднялся и вышел. Что можно было сделать для последнего из мэй? Подарить смерть? Наверное, он прав, это лучший выход, но я не хочу в этом участвовать, ведь, нажав на курок, я оборву историю целой цивилизации. Я похороню под гнетом чей-то злобы гениальные открытия и, возможно, великие технологии. Я зря пришел сюда. Эта жизнь теплилась под землей многие годы, для чего-то необходимая, сохраняющая память, а я вторгся в чужой мир и отворил дверь, которую трогать не стоило.
Закрыв люк, я насыпал сверху пыли - благо ее здесь было как на летних проселках Подмосковья - рухнул без сил обратно на свою импровизированную кровать, и даже не заметил, как уснул, а проснулся снова от жалящего укола в плечо и порхания светового пятна по стенам.
Надо мной на коленях стоял Яр, зажав фонарик в зубах.
– Живой?
– уточнил я хрипло и закашлялся.
– Ты даже не представляешь, насколько!
– усмехнулся полковник и сел рядом, неловко вытянув раненую ногу.
– Мешает, - пожаловался он, проследив мой взгляд, - подводит регулярно.