Автостопом по Галактике. Опять в путь (сборник)
Шрифт:
Вдруг послышалось жужжание, щелчок, и люк корабля откинулся наружу. Секунду-другую не происходило больше ничего, если не считать пения в дальней хижине. Корабль не шевелился.
Некоторые жители деревни, в особенности мальчишки, начали собираться толпой. Старик Трашбарг попытался их отогнать. Прилет корабля был как раз тем событием, которого Старик Трашбарг боялся больше всего на свете. Событием, которого он не предсказывал. Даже намеками. Даже если в будущем ему удастся вставить эту историю в свои рассказы, земляки прежде душу у него вынут.
Растолкав мальчишек, он шагнул вперед и воздел горе две своих руки и старинный посох. Теплые лучи вечернего солнца
Однако ничего не происходило.
Постепенно стало ясно, что внутри корабля кто-то с кем-то спорит. Минута шла за минутой, и воздетые горе руки Старика Трашбарга начали потихоньку клониться к земле от усталости.
Неожиданно трап втянулся обратно, и люк захлопнулся.
Трашбарг обрадовался: это обстоятельство значительно облегчало его положение. В корабле сидели злые демоны, и он их отогнал. Причем отогнал молча, не тыча всем в нос своим героизмом и не поясняя, что кого-то там отгоняет.
Не успел Старик Трашбарг додумать эту мысль, как с противоположной от него стороны корабля распахнулся другой люк, и в нем показались две фигуры. Они бурно спорили, не обращая внимания ни на кого из присутствующих, даже на Трашбарга. Впрочем, с места, где они стояли, его и вовсе не было видно.
Старик Трашбарг в досаде закусил свою седую бороду.
Что теперь делать? Так и стоять как дурак, с поднятыми руками? Рухнуть на колени, низко склонив голову и нацелив на них свой посох? Пасть навзничь, словно его одолела неведомая сила? А может, уйти в леса, поселиться на дереве и год ни с кем не разговаривать?
Поразмыслив, он вальяжно уронил руки, словно так и надо. Показал закрытому люку тайный, изобретенный им самим знак и отступил на три с половиной шага назад, чтобы лучше видеть вышедших из корабля, а там уж решить, как поступать дальше.
Один из пришельцев, тот, что повыше, оказался очень красивой женщиной в мягких переливающихся одеждах. Конечно, Старик Трашбарг не мог знать этого, но одежды были пошиты из римплона – новой синтетической ткани, специально предназначенной для космических путешествий, ибо чем больше она мялась, пачкалась и пропитывалась потом, тем изысканнее смотрелась.
Второй оказался… – вторая оказалась совсем девочкой, некрасивой и угрюмой. Ее одежда вовсе не выигрывала от того, что была измята, испачкана и пропотела. Что хуже, девочка отлично это сознавала.
На пришельцев не отрываясь смотрели все, за исключением птичек-пикка, у которых были совершенно другие заботы.
Женщина стояла и озиралась, словно искала кого-то, но не знала, где он и кто. Она переводила взгляд с одного лица на другое, но, видимо, среди сбежавшихся к звездолету жителей деревни того, кого она искала, не было.
Трашбарг, вконец растерявшись, на всякий случай решил запеть заклинания. Откинув голову, он разразился негромким подвыванием, но немедленно был заглушён оглушительными руладами из хижины Мастера Сандвичей, что находилась на дальней левой окраине деревни. Женщина резко обернулась, и лицо ее осветилось улыбкой. Так и не удостоив Старика Трашбарга взглядом, она зашагала к хижине.
Подлинное искусство изготовления сандвичей дается лишь тому, кто, в свою очередь, готов самоотверженно ему отдаться, познать его в глубину и высоту. Экая нехитрая штука, казалось бы, но сколько простора для творческой мысли! Взять хотя бы выбор подходящего хлеба. Мастер Сандвичей провел не один месяц в ежедневных спорах и экспериментах с Грапом-Пекарем,
Не последнюю роль играет и геометрия отрезанного ломтя хлеба: необходимо выдержать гармоничное соотношение его высоты, ширины и толщины, придающее окончательную форму готовому сандвичу; здесь тоже ценилась легкость – но не в ущерб твердости ломтя, а самым важным был тот неописуемо аппетитный вид, по каковому и распознаются произведения рук настоящего мастера изготовления сандвичей.
Помимо всего прочего, залогом успеха является и качество орудий труда. Бог весть сколько дней Мастер Сандвичей, прервав на время общение с Пекарем, уединялся со Стриндером-Кузнецом, взвешивая на руке и пробуя ножи. Длина лезвия, угол заточки, балансировка – все это рождалось в оживленных спорах; одна за другой выдвигались, апробировались и оттачивались теории, и вечер за вечером жители деревни могли наблюдать силуэты Мастера Сандвичей и Кузнеца на фоне заходящего солнца. Молот Кузнеца совершал плавные движения в воздухе, выковывая нож за ножом, сравнивая вес одного с балансировкой другого, толщину лезвия третьего с изгибом рукояти четвертого.
Для грамотного изготовления сандвичей требовалось три ножа. Первый – нож для нарезки хлеба: жесткое, властное лезвие, безоглядно навязывающее батону свою стальную волю. Затем шел нож для намазки масла: округлый, но также не без твердости в лезвии. Ранние варианты отличались чуть избыточной округлостью, но постепенно, опытным путем, родились новые, абсолютно идеально сочетающие гибкость с твердостью и сообщающие слою масла необходимые гладкость и изящество.
Но королем всех ножей оставался, вне всякого сомнения, нож для мяса. Он не просто диктовал разрезаемому материалу свою волю, как делал нож для хлеба, – нет, его траектория определялась структурой мясного пласта, в результате чего достигалась поразительная гармоничность ломтиков, изящными пластинами соскальзывающих с окорока. Каждый новый ломтик мяса отлаженным движением руки Мастера Сандвичей направлялся на тщательно спропорционированный нижний кусок хлеба и подправлялся на нем четырьмя короткими движениями ножа. А затем наступало то истинное волшебство, поглазеть на которое каждый раз собиралась ребятня со всей деревни: еще четыре точных удара лезвием – и начинка сандвича становилась чудесной мозаикой из кусочков мяса и масла. Размер и форма мозаики менялись в зависимости от формы всего сандвича, но всякий раз Мастеру Сандвичей удавалось достичь гармонии, отличающей произведение настоящего мастера. Второй слой мяса, повторная обработка – и основной акт творения можно было считать завершенным.
Мастер Сандвичей передавал то, что сотворил, своему подмастерью, который в свою очередь добавлял несколько пластинок огурца и редиски, пару капель плюженичного соуса, накрывал все это вторым куском хлеба, а затем нарезал сандвичи четвертым, прямым, ножом. Не подумайте, что эти завершающие операции не требовали искусства – но всё же то были второстепенные процедуры, входящие в обязанность верного подмастерья; наступит день, когда Мастер Сандвичей передаст юноше свои инструменты и сделается его законным преемником. Это была заветная должность, и подмастерью по имени Дримпл завидовали все его друзья. В принципе таскать воду или колоть дрова тоже неплохо, но должность Мастера Сандвичей обещала куда больше почета.