Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 13
Шрифт:
Вот, встретились мы с Серегой в вагон-ресторане, естественно, и принялись пивом разминаться. Произвели разбор полетов и по кусочкам, словно некую хитрую мозаику, восстановили вчерашний день.
В одном тамбуре, южнее вагон-ресторана, Серега обнаружил какой-то Джуманияз и понял, что это был его собственный Джуманияз. А севернее вагон-ресторана, уже ближе к нашему вагону, Серега обнаружил на стене надпись Хуй и вспомнил, что вчера уже был в этом тамбуре и какой-то ченчине Запорожье делал, перед тем, как ее в абпруальню утащить, на жаворонки.
Надо сказать, что в то далекое смутное время ни Джуманияза, ни Запорожья еще не было, не было даже абпруа, а было только пфиу, стюб и тамбурет. Джуманияз на следующий год произошел, когда Еня с офицерами в Харькове на Салтовке поселился, а Нина с жаворонками еще позже произошла. А вот абпруа как раз в Евпатории произошло, куда мы на этом поезде стремились.
Но, тем не менее, рассказывая этот рассказ, мы все равно говорим все наши слова, потому что иначе никакой изюминки в этом рассказе нет.
Вероятно, разговор Сереги с полковником происходил на другом, простом и грубом человеческом языке.
Серега сказал:
– А что я, товарищ полковник, наблевал в эту постель, что вы ее менять вздумали?
Полковник сказал:
– Нет, не наблевал.
Серега сказал:
– Может быть, я тогда в эту постель нассал?
Полковник сказал:
– Нет. И не нассал.
Серега сказал:
– Подумать страшно! Неужели я в эту самую постель насрал?
Полковник сказал:
– Нет, и не насрал.
Серега сказал:
– Так почему же ты тогда эту постель поменял, да еще рубль с меня требуешь, гнида?
Вот какие нехорошие слова был вынужден сказать Серега полковнику, поскольку еще не знал тогда других, хороших слов.
Итак, мы встретились с Серегой в вагон-ресторане Евпаторийского поезда, который тогда уже по косе ехал, слева и справа бледно светился гнилой Сиваш, а где-то вдали, на востоке, туманной нитью голубела Арабатская стрелка. И я изложил Сереге свой грустный рассказ.
Дело в том, что ночью, когда Серега исчез неизвестно куда, мы так разбухались в пятнадцатом вагоне, что проводница, угрожая ссадить нас всех с поезда, отобрала у нас последний батл водки. Проблема была в следующем. Батл-то мы, конечно, вернем, но вот что с ним дальше делать, было совершенно не ясно.
Серега сказал:
– Этот батл надо будет по-честному на всех офицеров разделить. Чтобы и Ене Алини, и другим офицерам поровну досталось.
Я сказал:
– Это справедливо. Но вот в чем беда. Если этот батл на всех поровну делить, то каждому из нас, включая офицеров, всего по сто граммов достанется.
Серега сказал:
– С другой стороны, если проводница батл отобрала, то, Еня и офицеры думают, что она его уже выжрала. Поэтому батла как будто бы и не существует.
Я сказал:
– А что если она его и вправду выжрала?
Осознав эту опасность, мы с Серегой бросились в пятнадцатый вагон, чтобы опередить коварную проводницу. Надо сказать, что успели мы вовремя, потому что проводница уже изрядно пригубила из нашего батла и вернула его нам с большим скрипом, только после того, когда узнала, что мы с Серегой будем с этого поезда в Джанкое сходить, и только с тем условием, что мы освоим батл вдвоем, а друзьям-офицерам, которым еще до Евпатории ехать, ничего не дадим.
Когда мы оказались в тамбуре с батлом в руках, Серега сказал:
– Очень жаль, что придется этот батл без Ени Алини и других офицеров освоить.
Я сказал:
– А как ты думаешь, сам Еня Алини на нашем месте бы поступил?
Серега сказал:
– Еня Алини на нашем месте бы сам освоил этот батл, ничуть не задумываясь.
Я сказал:
– Тогда давай и мы то же самое сделаем, ибо сказано: не пожелай ближнему того, чего не желаешь себе.
Так и выжрали мы батл в тамбуре из горла, а Ене и офицерам ничего не сказали.
Простившись с ними в Джанкое, мы вечером того же дня образовались в Гурзуфе.
Как мы к Ене Алини в Евпаторию стремились
Возникнув в Гурзуфе, мы с Серегой подумали:
– А что мы, собственно, в Гурзуфе делаем, когда Еня Алини в Евпатории с лолитами на трамваях катается.
И решили мы выдвинуться непосредственно в Евпаторию, чтобы Ене с лолитами помочь.
Как известно, из Гурзуфа в Евпаторию есть два пути. Один путь ведет через Симферополь, на электричке. Он более комфортный и надежный. Другой – через Ялту и Севастополь. Это довольно стремный путь: Севастополь тогда был закрытым городом, и никого туда не пускали без какой-то официальной визы.
Но мы с Серегой никогда не искали в жизни легких путей, поэтому и решили: ворваться в Евпаторию именно через Севастополь.
И вот, вырвались мы из Гурзуфа на трассу и сделали стоп, притворившись обыкновенными хиппи. Стоп оказался, как ни странно, прямо до Евпатории.
Серега был весьма разочарован этим, ибо он хотел до Евпатории и в Ялте бухнуть, и в Севастополе. Как мы могли прорваться в закрытый город Севастополь, мы не знали, но знали, что обязательно прорвемся, ибо не было у нас с Серегой таких проблем, которые почему-то не решались немедленно.
И вот, едем мы по трассе, по Южнобережному шоссе, и проезжаем Ялту. Серега говорит:
– Хорошо было бы в Ялте бухнуть.
Я говорю:
– Но ведь мы в Евпаторию едем.
Стоп говорит:
– Давайте, я вас в Ялте ссажу.
Серега говорит:
– Нет. Нам в Евпаторию надо.
И вот, проезжаем мы Ялту, и подъезжаем к Севастополю. В этот момент Серега захотел сделать Джуманияза. Захотел и сделал его – прямо из окошка, из стопа, ибо Серега всегда делал то, что хотел.