Айболит 2012, или Спасти дракона
Шрифт:
Знаете Гену Замоскворецкого — фантаста из Энска? Согласен, глупый вопрос — кто ж Гену сейчас не знает. Личность в нашем цеху заметная. Фигура. Звезда. Практически мэтр. Как минимум, все читали его технотриллер «Восстание «жигулей». Или даже осилили хитовую фэнтези-эпопею «Меч, два меча и ещё три меча».
А знаете, как он начинал? Сейчас расскажу. Стартовал Гена три года назад, аккурат под Новый 2012-й. Ярко стартовал, феерично, под рёв турбин и с пламенем из дюз.
И дело — верьте,
Сказка — ложь, да в ней двадцать шесть тысяч знаков!
31 декабря, поздний вечер. Телефонный звонок. Айрам Борисович Лит, знаменитый энский невропат и травматург (по определению дружески настроенных коллег и некоторых активных недоброжелателей), терапевт-универсал и диагност, снимает трубку. И благодушно басит:
— У аппарата.
Трубка отзывается тревожным, вибрирующим тенором:
— Абрам Бо-борисович?
— Айрам, — машинально поправляет Лит: — Сперва «ай». Потом «рам». Кто это?
— Простите, доктор. Я, н-наверное, не вовремя, но у меня тут срочно! Без… Безотлаг-гательно!
Благодушие сползает с Лита, как шкурка с банана. Голос незнакомый, к тому же абонент явно паникует — от таких голосов в новогоднюю ночь ничего хорошего не жди.
— Кто вы? Что случилось?
— Вы мне нужны, д-доктор! Вопрос жизни и с-смерти!
— Коля, ты? — без особой надежды спрашивает Айрам Борисович. — Вислогубов? Шуточки у тебя…
— Нет, это не Коля, это Г-геннадий.
— Гена? Мусин-Ладожский? Богатым будешь, не узнал!
— Нет, моя фамилия Замосквор-рецкий. Вы меня вряд ли знаете, я пока совсем н-не известный. Но очень в-вас прошу, п-помогите!
— Чёрт знает, что такое, — Лит начинает раздражаться. — Уже десять часов, до двенадцати всего ничего… Кто вас ко мне послал? Что за нелепая шутка?
— Ефим Ив-ванович.
— Кто такой Ефим Иванович? Я не знаю никакого Ефима Ивановича!
— Вы его д-дядю лечили. Дядя сказал, что вы — очень, очень х-хороший специалист!
— Я не хороший, я — лучший, — немного обиженно заявляет Айрам Борисович. — Но это не значит, что меня можно вот так дёргать из-за стола за два часа до…
— Так в том и д-дело! В том и д-дело! — беспокойный тенор от волнения начинает заикаться сильнее. — Новый год на носу, а он т-тут… Он тут ум-мирает! И я ничего, н-ничего не могу с этим п-поделать! Понимаете?! Н-ничего!
— Кто умирает? Где умирает? — раздражение Лита переходит в растерянность.
— З-з-здесь! Внизу! У меня в м-машине!
Абонент всхлипывает. А у Айрама Борисовича в желудке встаёт на ребро солёный огурец.
— Вы что… мнэ-э-э… Из машины звоните?!
— Да. Стою прямо перед вашим п-подъездом. Вам только одеться и…
— Вы с ума сошли! Кто вам дал мой адрес?! Ваш дядя?!
— Н-нет. Мой дядя умер.
— Как умер?! Когда умер?!
— Д-два года назад. Вы не виноваты, доктор! Он у-утонул!
— Ну, знаете! — Лит выдыхает — не то возмущённо, не то с облегчением — и пытается собрать воедино разбегающиеся мысли. — Так… Вам назвал мой адрес дядя этого… как его… Ивана Ефимовича?
— Ефима Ивановича. Н-нет! Я в б-больницу звонил, мне дежурная медсестра с-сказала.
— Чёрт знает, что такое! Ну, я узнаю во вторник, кто там дежурил!
— Доктор, умоляю! Я ведь уже з-здесь! Помогите!
— Нет, — Лит даже головой трясёт, хотя абонент его и не видит. — Решительно невозможно! У меня гости за столом! Я уже, знаете ли, водки выпил…
— Доктор, н-ну как же вы не п-понимаете! Тут же вопрос жизни и с-смерти!
— Ну, какого, извините за прямоту, чёрта вы от меня хотите?! Я ведь не реанимация!
— В реаним-мации не помогут! Там и без меня з-забот — полон рот! Доктор, не хочу вас п-пугать, но эта смерть будет на вашей с-совести!
— Чёрт знает… — бормочет вконец расстроенный Айрам Борисович. — Мне второго января на работу. Пациент до второго января не дотянет?
— Н-н-никак, — тенор снова всхлипывает. — Доктор, вы не можете нас тут б-бросить… Доктор, только на вас и н-н-надежда… Д-доктор, у меня «москвич» с-синий, я тут вас жду… Спасите, д-доктор…
Сочувствуя оборвавшему связь абоненту, телефонная трубка плачет короткими гудками. Лит сперва растерянно смотрит на неё, потом немножко испуганно и очень виновато — на жену.
— Милая, родная, голубушка моя…
— Опять? — холодно и сухо спрашивает Марта Ильинична — женщина с виду хрупкая, но ещё в нежном возрасте, по-видимому, перенесшая операцию по замене позвоночника на железный лом.
— Родная моя, ну ты же знаешь…
— Знаю.
— Милая моя, ну ты же понимаешь…
— Нет, не понимаю.
— Голубушка, ну ты же…
— Прощу, — ледяным тоном отрезает супруга. — Если успеешь вернуться до двенадцати ноль-ноль.
В шестиугольнике двора — мороз, снег, свет уличных фонарей, щедро удобренные песком тротуары, заиндевевшие авто, хлопки пробок на детской площадке, визг взлетающей ракеты и многоголосый смех: мужской, женский, детский. Светло-синий «москвичонок», привалившийся боком к огромному сугробу, суетливо мигает фарами. Из открытого окна машины кто-то машет рукой: