Шрифт:
— Сколько? — переспросил Рейнборн, приподнимая голову.
— Три к двум! — у Чейза сверкали глаза. — Три к двум… против тебя!
— Серьёзно?
— Олаф, я бываю в таких вопросах несерьёзен?!
Быстрым шагом менеджер пересёк массажный кабинет и грузно упал на диван. Тёмная жидкость в его стакане при этом опасно колыхнулась.
— Я, чёрт побери, с тобой восемь лет уже! И ты мне говоришь…
Он осёкся, перехватив взгляд борца. Вздохнул, отхлебнул виски и вдруг рассмеялся.
— Эй, дружище, не вижу радости на лице! Это
— Хэм, — перебил его Рейнборн, — не трепи языком. Я рад. Просто удивлён… самую малость. Многовато идиотов для одного города.
— Эти идиоты платят нам хорошие деньги, — Хэмфри Чейз подмигнул партнёру и глотнул из стакана. — Расслабься, Тигр, зритель тебя любит. Просто победа над непобедимым — зрелище редкое, и потому особенно лакомое. Люди живут ожиданием чуда.
— Не дождутся, — Рейнборн криво усмехнулся и последовал совету своего менеджера: расслабился. Пальцы массажиста плясали по его спине, разминали мышцы, втирали в кожу согревающий гель — ловким плясунам на широких плечах гладиатора было раздолье.
— Месть! Семейная драма! Сын за отца! Зритель любит драму, зрителю к роскошной драке подай пикантный антураж — он за таким зрелищем на край света побежит! Будь моя воля, я бы каждый бой обставлял, как шекспировскую трагедию! И жил бы в пентхаузе Скайполиса!
— Ты и так живёшь в пентхаусе, Хэм.
— Но не Скайполиса! Впрочем, если сейчас сыграть по-умному…
— Зря он вылез, — буркнул Рейнборн.
— Кто? — Чейз недоумённо нахмурился, возвращаясь из приятных грёз на не слишком уютный диван.
— Младший Дзёнсай. Зря он вылез со своей «драмой». Кончит, как папочка.
— Хм… Всё вспоминаешь его? Папочку?
— Редко. Почти забыл.
— Слушай, Олаф… ведь всего два месяца прошло…
— Да хоть две недели, — равнодушно возразил ему Рейнборн. — Какая разница? Старик проиграл. Точка.
Он почти не кривил душой, говоря это. В сущности, Такидзава Дзёнсай мало для него значил. Но всё же Олаф японца помнил. И вряд ли даже через два года он по-настоящему забудет своего противника в финале последнего «Суперфайта». Потому, что тот был в свои шестьдесят четыре крепок, как не всякий прокачанный юнец. Потому, что тот двигался со скоростью атакующего мангуста, а бил — с расчётливой смертоносностью кобры… Потому, что Такидзава умер посреди Амфитеатра. В третьем раунде, от удара Рейнборна.
Человек поднимается. Медленно, неуверенно, и как бы рывками — короткими, скупыми: левая рука, затем правая, потом отжаться от пола, упереться коленом… так в малобюджетных стереотриллерах «оживают» мертвецы. Очередным рывком человек вздёргивает своё тело вверх, с видимым усилием выпрямляется…
Он встаёт четвёртый
Сидящий посреди арены хищник с интересом наблюдает за каждым движением своей жертвы. Сегодня ему действительно интересно; много интереснее, чем обычно. Сегодня соперник попался на удивление выносливый, и игра вышла весёлой. Гораздо, гораздо веселее прошлой!
Человек наконец-то поднимает мозолистые руки, со свистом выдыхает и идёт вперёд. Что это? Атака?! Хищник не может удержать довольное урчание. Игра ещё не закончилась, она продолжается!
Бросок… Молниеносный удар лапой… Человек с трудом закрывается, бьёт в ответ… Почти попал! Почти! Мр-р-рау! Следующий выпад кажется неотразимым, но вместо того, чтобы вновь покатиться по упругому пластику арены, противник ухитряется уклониться…
…Сильный толчок в плечо вдруг заставляет зверя покачнуться, а миг спустя взрывается резкой болью левый бок. Р-р-ра-ау!..
Потом соперник всё-таки падает. Шумно валится, сбитый с ног… Всё! Больше не встанет! Доигр-р-рался!
Левая рука… Правая рука… Мышцы под желтоватой, немолодой уже кожей напрягаются, обнажённое по пояс тело мелко дрожит от отчаянного усилия… Неужели, снова?! В пятый раз?! Радость внутри хищника растворяется в раздражении: бок саднит, игра перестаёт быть интересной. Игру пора заканчивать.
Вцепившись взглядом в поднимающегося человека, хищник замирает перед последним броском…
На самом деле, грозную славу Белого Тигра новостные агентства порядком преувеличивали. За пять лет регулярных поединков в Амфитеатре он убил только четверых. Причём, троих — случайно. Чаще дело оканчивалось травмами, и примерно для каждого третьего противника — травмами серьёзными. Зато пять ежегодных «Суперфайтов» взять — такое не каждому по плечу. А Такидзава… ну, что Такидзава? Всего лишь человек, один из многих. Проигравший. Жертва.
«Так какого дьявола я о нём сейчас вспоминаю?» — подумал Рэйнборн с непривычной злостью.
— Заканчивай, Гиф, — обращаясь к массажисту, Чейз выразительно постучал по «ролексу» на запястье. — Двадцать минут до выхода, пора «раскрасочку» делать.
Понятливый Гиф кивнул, выбил пальцами по спине клиента последнюю лихую дробь и быстро покинул кабинет, не сказав на прощание ни единого слова.
— Славный парень, — бросил, проводив его взглядом, Чейз. — Даром что наполовину синтетик.