Выход дракона
Шрифт:
— Говорю же, я в порядке. Дзёнсай сам напросился. Остался бы лежать — остался бы жить.
Толстяк вздохнул.
— В Лиге не понравится, если ты ещё кого-нибудь уложишь наповал посреди арены. Там будут недовольны. Понимаешь?
— Понимаю, — легко согласился Рейнборн. — Я не стану его убивать, обещаю. Я и не собирался. Я даже этого не хочу. Сломаю парню пару-тройку костей. В назидание. И всё.
«Это ты их побеждаешь», — сказал гладиатору Чейз. Обычная ободряющая ложь… ну,
«Моё почтение, господа, — прозвучало однажды перед Советом учредителей Лиги гладиаторских боёв. — Меня зовут Хэмфри Чейз. У меня есть человек, который выиграет три следующих „Суперфайта“».
Никому из присутствовавших не было знакомо имя невысокого полноватого брюнета в чистом и тщательно выглаженном, но дешёвом пиджаке. Однако Лигу возглавляли люди практичные. И прагматичные.
«Кто этот человек?» — спросили они.
«Во сколько он нам обойдётся?» — спросили они.
И ещё один вопрос: «Зачем нам нужны в этом деле вы, господин Чейз?»
«А затем, что без меня ничего не будет, — уверенно заявил пришелец. — Ни чемпиона, ни сенсации, ни трёх лет стабильного дохода совладельцам Амфитеатра… минимум — трёх».
Думать учредители Лиги умели быстро.
«Вы в курсе, что у всех нас исключительно надёжная репутация в спортивном и деловом мире?»
«В курсе», — кивнул нахальный брюнет.
«А вы в курсе, что перед выходом на арену гладиаторы проходят очень строгую антидопинговую проверку?»
«В курсе», — толстяк снова кивнул.
«Всё должно быть полностью, совершенно, абсолютно законно».
«Ну, разумеется, господа. Я бы не осмелился предложить вам что-то другое».
Практики-прагматики от спорта и бизнеса посовещались. Совсем недолго.
«Каковы ваши условия? Чего хотите лично вы, господин Чейз?»
«Денег, — развёл руками толстяк. — Достойную оплату моего честного труда и скромные дивиденды за удачно вложенную идею… Я буду агентом вашего чемпиона, господа. Не возражаете?»
Господа ещё немного посовещались, и возражать не стали.
А неделю спустя никому не известный гладиатор-претендент вышел на арену Амфитеатра — «в Стакан», как говорили между собой бойцы — и в двух раундах избил тогдашнего «лучшего из лучших». До полусмерти.
В тот день родился Белый Тигр.
Чейз решил, что продолжать спор не имеет смысла.
— Год, — твёрдо заявил он. — Самое большее — два. И покончим с этим.
— Само собой, — пожал плечами Рейнборн. — Я наш договор помню, Хэм.
— Вот и отлично. Уйдёшь непобеждённым, откроешь собственный гладиаторий — клиенты валом будет валить.
Борец кивнул со скучающим видом. Деньги его беспокоили мало… слишком мало, чёрт побери! Лучше бы он больше заботился о славе и богатстве: простые желания и понять проще, и под контролем легче держать.
Пожалуй, впервые за восемь лет Чейз почувствовал себя рядом с Рейнборном неуютно. Как если бы бортовой навигатор любимого «Ласберг Вояж» вместо обычного приветствия вдруг щёлкнул дверными замками и наполнил динамики довольным утробным урчанием…
«Ну, что за чушь! — осадил он пошедшую вразнос фантазию. — Олаф прав, всё под контролем! А даже если он не прав, я найду решение. Я всегда его нахожу».
— Вчера заглянул в инфосеть, — Рейнборн в последний раз оглядел себя в зеркале, удовлетворённо хмыкнул и накинул на плечи длинный борцовский халат. — Так вот, там болтали о каких-то новых татушках… полиморфных, или вроде того. Слышал?
— Не только слышал, но и видел. Они ко всему прочему ещё и с голоэффектом. Между прочим, твой последний противник с такой щеголял.
— Да? — гладиатор нахмурился. — Не помню.
— И неудивительно — эта штука становится видна только в Стакане, да и то не сразу, а где-то через полминуты. Зато потом было занятно: со стороны казалось, будто ты схватился с настоящей шестифутовой гориллой.
— Неплохо. Может, пора и мне «раскрасочку» подновить, что скажешь?
— Скажу, что не выйдет, — Чейз вздохнул. — Наш «гробик» для такого староват, не потянет. К тому же я слышал, будто они могут быть вредны для кожи.
«А ещё они фонят, — подумал он. — Потребуется тщательная калибровка, а это — новый выход на нужное оборудование, новые эксперименты… Нет уж, слишком рискованно».
— Что ты будешь делать, если тебя однажды схватят за руку? — спросил вдруг Рейнборн, словно подслушав мысли своего компаньона.
— Не схватят.
— Считать ты умеешь, Хэм, но всё рассчитать нельзя. Так что же?
— Чтобы меня схватить за руку, — Чейз внимательно посмотрел ему в глаза, — нужно, чтобы для начала кто-нибудь всерьёз заподозрил неладное. А потом наш гипотетический умник должен будет понять, как я это делаю.
— Х-хе… В мире много неглупых людей, Хэм.
— Неглупых — да, — согласно кивнул Чейз, — а специалистов моего уровня — всего ничего. И даже среди них разберутся в нашей головоломке, от силы, двое-трое.
Олаф в их необычном дуэте был не единственным, кто хорошо знал себе цену. Если бы на планете нашёлся человек, которому Чейз искренне ответил бы на вопрос «кто ты?», тот услышал бы в ответ: «Я — гений-однодневка. Тот, кто способен родить в муках единственную отличную идею, выгодно её продать и потом всю жизнь жить на проценты от сделки».