Шрифт:
Annotation
281 год прошёл с того дня, как Восьмичасовая война разрушила на этой планете процветающую техногенную цивилизацию. Человечество пережило эпоху глобальных катаклизмов и начало трудный путь к возрождению, но не сумело избавиться от старых и скверных привычек. И вот идёт по вересковым пустошам солдат, известный как Рэлек Тихоня. Он устал воевать... но кто сказал, что у него будет выбор? (ВЫЛОЖЕНЫ 12 и 13 ГЛАВЫ)
Луженский Денис Андреевич
Луженский Денис Андреевич
1.
Мы побеждаем. Побеждаем! Может ли это не изумлять? Меня, кто видел всю борьбу с первого дня её начала, и кто волей случая оказался в самом её центре, сейчас просто бросает в дрожь. И верю, и не верю. Даже три года назад, когда я впервые за много лет увидел в просвете серых облаков блеск Лика, я, кажется, не испытывал чувств столь бурных, как теперь. Я это сделал, бес меня дери! Мы. Это. Сделали. Те, за кем сперва шёл я, и кто после шёл уже за мной. С самого начала, с тысячу тысяч раз пр о клятого дня Восьмичасовой войны.
Кто сегодня помнит, как это произошло? Нас даже не десятки, нас единицы. Восемь часов кромешного ада, разрушенные города, сотни тысяч погибших... или их уже тогда были миллионы? Я никогда не пытался подсчитать. Слишком бессмысленно. Слишком страшно.
Уму непостижимо: за каких-нибудь восемь часов две могущественные державы успели начать самую опустошительную войну в мировой истории, сокрушить друг друга и уйти в небытиё. С собой они прихватили большую часть человечества и свой роскошный благоустроенный дом - цивилизацию.
Уже нет сомнений - облака над нашими головами начинают расходиться, и совсем скоро, после почти вековых сумерек, люди на Эсмагее вновь увидят Небо. Ясное Небо. Значит ли это, что проклятые спутники больше не действуют? Что эм-поле исчезло и у нас есть шанс вернуться на путь технического прогресса? Едва ли возможно дать ответ в ближайшие годы. За девяносто пять лет, проведённых под Тучей, мы утратили не только построенные предками машины, но и большинство знаний о том, как их создавали. Долгое время нам просто было не до них, мы пытались выжить и сохранить то немногое, что осталось от нашего общества. А после... собственно, "после" ещё не наступило. Очередной бой выигран, но война продолжается, и шансов потерпеть поражение у нас остаётся немало.
Сегодня свершилось то, к чему я стремился последние тридцать лет. Наконец-то в одном месте и в одно время собрались все, от кого зависят судьбы ныне живущих людей. Они наконец-то признали Бастион, признали наше право защищать Эсмагею и те методы, которые мы для этого избрали. Сделан далеко не последний, но, несомненно, важнейший шаг на нашем долгом пути.
Сегодня одиннадцать лидеров возрождающегося мира подписали "пороховой пакт". Люди Бастиона и лояльные вольнонаёмные охотники стали единственными, кому разрешено использовать огнестрельное оружие к югу от реки Ржавой. Взамен мы берём на себя труд по истреблению лезущих из Безлюдных земель хищных тварей. Не знаю, проклинать ли жнецов или благодарить их, ибо они стали той бедою, с которой
Впереди ещё долгий и трудный путь, но пока я просто наслаждаюсь большой победой и едва могу поверить, что у меня получилось. Столько сил положено, столько принесено жертв, но вот он - первый по-настоящему значимый результат. Нам, выжившим и потомкам выживших, предстоит усмирить собственную тягу к разрушению. Лишь тогда мы сможем по-настоящему победить прошлое и не допустить в будущем новых Восьми часов. Человечеству дан шанс продолжить свою историю, такими шансами не разбрасываются впустую.
"Абель Вендел. Долгий путь",
95 г. Эры Возрождения, Нойнштау, Главный архив
Воин вереска
Над болотом туман,
Волчий вой заметает следы.
Я бы думал, что пьян,
Так испил лишь студеной воды
Из кувшина, что ты мне подала,
Провожая в дорогу,
Из которой я никогда не вернусь...
"Воин вереска",
Хелависа (Н. Николаева)
1.
Вода чистая, чуть сладковатая. Холодная - до ломоты в зубах. Первую кружку проглатываешь жадно, одним большим долгим глотком. Вторую - чуть медленнее. С третьей уже не торопишься - пьёшь спокойно, чувствуя, как жидкий лед вымывает из глотки остатки сухой горячей пыли.
И разглядываешь девушку, что держит в руках кувшин.
Она невысокая и какая-то очень хрупкая для хуторянки. Черты лица правильные, пусть и лишённые утончённого изящества столичных красавиц. Губы, пожалуй, тонковаты... зато алые, яркие, а зубки за ними - белые-белые. По плечам темной волной - волосы цвета воронова крыла. А движения полны особой, естественной грации, без тени жеманства и фальшивой кокетливости. И еще эта улыбка...
– Благодарствую.
– Пустое, - улыбается девушка.
– Доброму человеку отчего бы не помочь?
В большой глиняной кружке ещё плещется недопитая вода. Очень кстати, когда не знаешь, что сказать в ответ. Неторопливо, смакуя, словно выдержанное столетнее вино, цедишь простую колодезную воду. И, сделав последний глоток, произносишь то, о чём, кажется, вовсе не думал говорить:
– Ты меня не бойся.
Обронил слово, и самому неловко: к чему брякнул-то? Ведь и без того видно, что девчонка нимало не боится...
Откуда возник на его пути этот маленький хуторок? Ни дороги вблизи, ни иных признаков человечьего жилья. Наткнуться на него посреди Пустошей - уже было чудом. В низинке меж двух невысоких холмов, на сплошном ковре цветущего вереска - аккуратный, словно игрушечный, домик под охряной крышей из крашеной дранки. Ни подворья толкового, ни хозяйства - только домик да пяток невысоких яблонь. Да выложенный диким камнем колодезь и потемневшие доски навеса над ним.