Айфонгелие
Шрифт:
– (Невозмутимо, тяжело и сурово.) Разрази их молнией, Господи. Ты можешь.
– (Задумчиво.) Вот далась всем эта молния. Тут не Палестина, Пётр. Реши я разбрасываться электричеством по каждой ерунде, придётся всю страну уничтожать. А это не библейские городки типа Содома и Гоморры, состоящие из пары глинобитных улиц. Сжечь в пепел шестую часть суши накладно. Да и потом, разве вопрос лишь в этом? О, как просто и мило было раньше, суть мелочи жизни. Небольшой городок охвачен эпидемией мужеложства? Пролил на него огонь и серу и ушёл на законный обеденный перерыв. Здесь же натурально не знаешь, куда деваться. Певцы и лицедеи движущихся картин по всему миру – сплошные Содом и Гоморра, и первым делом мне следует обрушить море огня на «Евровидение». А уж чего сделать
– (Истово и с верой.) Да, Господи. Я в тебе не сомневался. Никогда. Быть может, некоторые в нашей группе колебались, однако я… прости. Продолжай, я весь внимание.
– Посему я за считаные минуты сотворил сайт (оказалось, Пётр, я могу создавать и сайты) и начал продажу айфонов по сниженной цене. Если раздавать их бесплатно, то сие подозрительно, а на скидки все ведутся. Я установил в айфон приложение с Нагорной проповедью, удалось продать пять тысяч экземпляров, пока сайт не прикрыли менты. Поначалу я радовался аудитории. Это, наверное, больше, чем тогда собралось в Иудее послушать меня у Нахумы.
– (Радуясь.) Это же прекрасно! Я почти ничего не понял, однако уяснил, что неудачи не останавливают тебя, Господи. Ты идёшь по остриям мечей, благословляя всех.
– (Скептически усмехнувшись.) О, слушай дальше. Половина просто удалила программу не глядя, посчитав её тормозом для работы айфона, остальные и вовсе восприняли проповедь как вирус. Закончилось плохо. Как ты думаешь, дойдёт ли до мира людей будущего фраза «Кто смотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с нею в сердце своём»? Каждый день они выходят на улицу и видят на светящихся щитах рекламу дверных ручек и спецодежды, кои предлагают отроковицы в прозрачных покрывалах или вовсе без оных, улыбаясь полными губами, по красноте схожими со спелыми вишнями. Да тут мозг взорвётся от мыслей о прелюбодействе. «Не судите и не судимы будете»? Ой-ой. Достаточно почитать Интернет, дабы уяснить: в новом обществе обожают клеить ярлыки по поводу и без. Каждый считает, что он лучше других и я-то люблю именно его. Насчёт «не убий» – поверь, совсем не работает. Во-первых, народ режут направо и налево, как овец, без малейшего стеснения. Во-вторых, ведь я замечал в проповеди, что нельзя даже оскорблять человека, слово тоже убивает. А тут… стыдно сказать, я сам… Короче, однажды меня сильно толкнули в местной безлошадной повозке, автобусе. Я обернулся и выдал фразу, за каковую после наложил на себя епитимью.
– (В смущении.) Что же за слова ты рёк, Господи?
– Ох, Пётр. Я объяснил человеку, толкнувшему меня, куда именно ему надо идти.
– В этом нет ничего плохого. Ведь ты и раньше указывал людям путь.
– Хм… мне бы твою непреклонную уверенность. Я отправил его в дорогу, каковая была довольно короткой… ну, максимум сантиметров двадцать. Из того, что я слышал на улицах, практически всё население суровой страны снегов и крабовых палочек находится на этой тропе, а некоторые так и вовсе с неё не сходят. Они там буквально живут. Но даже сей печальный факт меня не оправдывает. Мне стало грустно. Я извинился, и он меня тоже послал.
– Почему?
– Тут не приняты извинения после отправки в дорогу. Это пугает общество… (Грозное молчание, полное уверенности в правоте Господа.) …с остальным ещё хуже. Ты помнишь, я в своё время весьма доходчиво объяснил – не следует держать пост сугубо ради понтов. Куда там. Среди новых самаритян пост бешено популярен, поскольку считается: не вкушая чикен наггетс шесть недель, ты автоматически приравниваешь себя к святым угодникам. Можно прелюбодействовать, убивать, воровать, но стоит сорок дней посвятить благим грибкам, а не омерзительному свиному эскалопу, – и я, разумеется, всё прощаю. Хм, это было бы полбеды. Отдельные личности обходят пост, словно в напёрстки со мной играют. Нельзя до Пасхи предаваться плотской любви? Ничего, традиционным способом нельзя: да, запрещено. Зато другими методами можно.
– Какими?
– Пётр, я даже озвучивать не хочу.
(Покашливание – но не деликатное, а просто старческое.)
– Накажи их, Господи. Прости, что повторяюсь, но я не исключал бы молнии.
– Вот не хотел говорить, но какая разница? Короче, здесь везде громоотводы.
– Разве они тебе не подвластны?
– Пара пустяков. Но нет ощущения могущества, как прежде. Насылая кару, ты словно кропотливо, шаг за шагом, устанавливаешь новую прошивку проклятого творения местного повелителя демонов – Стива Джобса. Отключи громоотводы, организуй подходящую погоду, рассчитай время, чтобы больше людей было на улице. А когда ты всё обстряпаешь, возлюбуешься на дело рук своих и увидишь, что это хорошо, выяснится: никто не пострадал. Дождь же льёт, все пошли в кофейнях сидеть. Бесполезно насылать и казни египетские, Пётр. Прилетит саранча, в Китае из неё блинчики сделают с кисло-сладким соусом, в Европу набежит толпа прессы (количеством побольше саранчи), а в России доктор Малахов расскажет, как из кузнечиков подручными методами приготовить целебные примочки. Решить проблему невозможно. Совсем.
– Тогда один метод остался, Господи. Но весьма верный. Всемирный потоп.
– (Безапелляционно.) Они всплывут.
– Что это значит?
– Просто поверь на слово.
– (Без улыбки.) Всё же от казней египетских я бы так легко не отказывался.
– И какой в них толк?
– Они распустились без тебя, Господи. Озверели совсем за две тысячи лет. Меня ужасает – они ведь знают, ты наблюдаешь за ними каждое мгновение, и всё равно погрязли в грехах. Подумай, что творилось бы на Земле, если б все были уверены: тебя нет? Да люди массово с ума бы посходили. Ты слишком часто переворачивал на их улицах большие повозки с пряниками – пора предъявить кнут. Показать наконец, кто в доме хозяин. Заблудшая овца должна вернуться в хлев… в стойло… в стадо… прошу прощения, я забыл, куда она обычно возвращается.
– Это не заблудшая овца, Пётр, а охреневшая. Предложение пустить её на кебаб выглядело бы вполне логичным, но… я пришёл к выводу, что репрессии против грешников усугубят ситуацию. Казни египетские ведь не особо помогли, хочу тебе признаться. Ну, пал Египет, на его место пришли арабы… Теперь сплошные взрывы, авиабомбардировки и атаки на туристов. С фараонами куда спокойнее.
– (Непоколебимо.) Господи, лучше не останавливаться на полумерах. Что тебе мешает устраивать качественный потоп каждые двести лет? Это хорошее регулярное обновление. Человеческое общество не успеет так быстро оскотиниться.
– Пётр… мне интересно, почему ты не любишь людей?
– Ну как, Господи. Они били тебя кнутами. Распяли. Убили меня. Других апостолов. И за что их любить после таких развлечений? Тут уже ничего не исправить. Жги.
– Я не хочу.
– Это всецело твоё право, Господи. Но возможно, на Земле следовало оставить бабочек. Или павлинов. Или газелей с мудрыми, печальными глазами.
– (Задумчиво.) Они красивые, да. Хотя в последнее время я склоняюсь к бегемотам.
– (Вкрадчиво.) Так я про что, Господи всемогущий! А может…
– Не искушай. Кстати, Иоанн рассказал мне одну историю. Давай лучше её обсудим?
Глава 6
Ужас
(Садовое кольцо, напротив улицы Гиляровского, Москва)
…Сотовый хрустнул в кулаке. Его владелец, похоже, потерял рассудок. Набирал номер каждую минуту, а в ответ только «ту-у-у… ту-у-у». Припарковался, вышел из «тачки», позвонил из бесплатного таксофона: может, абонент видит на дисплее знакомые цифры и не хочет ему отвечать. Глухо. Вернулся. Долго слушал небывало длинные гудки. Сбросил, выбрал другой номер из «записной книжки». Без толку. Обычно спокойный, насмешливый и рассудительный, он превратился в параноика. Шесть часов вечера. Самые пробки. Машина едет еле-еле, и ничего не сделаешь. Мда, привык решать все проблемы деньгами… В подобные моменты ощущаешь себя беспомощным, как младенец. Вертолётами в этом проклятом городе пользоваться нельзя. Человек ещё раз взглянул на часы – нервно, безумными глазами… Судорожно облизнул сухие губы.