Айрин, Эйнри и остальные. Книга 1
Шрифт:
— Она больше не рисует… — заметил Шайн.
— Наверное, с тех пор, — пожала плечами Эйлиорин. — Ты бы предпочел, чтобы по всему дому валялись портреты Эйна или Айка.? — поддела она.
— Да нет, мне их рож… Простите госпожа, их лиц и так хватает, насмотрелся, — отвернулся Шайн и вновь сосредоточился на массаже ступней госпожи.
— Ну и правильно. Надо было, наверное, все-таки не похожего ей дарить, а полную противоположность, — досадливо вздохнула Маргойлин. — Глядишь и выздоровела бы, а теперь… Что она на нем так зациклена… Ладно бы еще наследницу сумел зачать… — и недовольно замолчала, видимо до сих пор переживая.
— А что мы ищем, госпожа? — задал вопрос
— А? Я не сказала? — удивилась Эйолирин. — Карты, Рыженький. Мне как запретили играть в азартные игры, я все подальше распихала от соблазна, но сегодня же можно…
Шайн с Нэйем переглянулись и почти одновременно пришли к выводу, что лучше уж составить компанию госпоже за игрой в карты, чем изображать послушного щенка с виброанфалосом. Намного лучше. И Рыжик с двойным усердием принялся рыться в "сокровищнице воспоминаний" старшей Маргойлин.
Спустя почти три часа, Маргойлин все же сдалась:
— Ладно, мальчики, я вами обоими довольна, вот уж ублажили, так ублажили… Но теперь я хочу спать. Нэй, сбегай-ка принеси свежего сока, — распорядилась она.
— Да, госпожа, — метнулся за дверь Рыжик.
А Эйлиорина повернулась к Шайну:
— Я наслышана о твоем личном вкладе в сегодняшние события, Шайнэ… Честно говоря не ожидала. — похвалила госпожа напрягшегося мужчину. — Ты… знаешь, я вот подумала… Наверное, рано я тебя задвинула в небытие, мой хороший. Не бойся, когда тебе стукнет 30, я попрошу Кэйт тебя не усыплять, а заберу обратно к себе… По крайней мере, ты единственный. который так великолепно умеет делать массаж ног, — усмехнулась она своим мыслям.
— Бла… благодарю, госпожа, — низко склонился Шайн, похолодев от возможной перспективы. Это вот сегодня Эйлиорина добрая и ласковая. Но всем известно, насколько непредсказуемы пожилые женщины… Тля-а… Ну он и попал.
Когда, наконец-то они оба были отпущены восвояси, возвратившись к себе, Шайн уткнулся в макушку Нэйя и долго сидел, обнимая уже почти переставшего быть похожего на мальчишку парня. Ведь уже еле удается сводить руки на плечах, достаточно широких, благодаря ежедневным занятиям в спортзале, от которых Айк не позволял отлынивать Рыжику и Никки, правда делая маленькие поблажки своему Ягодке. Может и правильно. Это Рыжик еще не раскрыл до конца свой потенциал.
— Шай? — забеспокоился Нэй, почувствовав, как сильнее стиснув, тяжело вздохнул за его спиной Шайнэйлиер.
— О, прости, задумался, — шепнул тот, разжимая руки. — Давай спать… Просто спать. Я устал.
— Хорошо, — согласился парень, быстро забираясь под легкое одеяло.
— Рыжик…
— Да?
— Спасибо, что ты у меня есть! — с чувством произнес Шайн, укладываясь рядом.
— Да ладно тебе… — смутился Нэй, слегка покраснев. — И вообще, двигайся ближе…
Рыжик почти сразу отключился. А Шанэйлиер, все пытался представить, как там этой ночью Кэйт без него… И вообще с кем? Да еще и "радужная" перспектива, озвученная ее матерью, никак не способствовала быстрому засыпанию. Парень встал и отправился к алтарю Матери Всего Сущего с острым желанием привести мысли в порядок и слезно попросить… Только пока еще неизвестно о чем… Если Кэйтайриона от него откажется… То ли просить самому, чтобы усыпили, то ли что… И, на всякий случай, стоит, наверное, написать очередное завещание, по крайней мере, это успокаивает. Правда, Рыжик шипел в последний раз, что лучше бы он пробовал писать стихи, как Тийк, а не строчить свои последние распоряжения… Но Шайн не обижался. Просто Нэй еще слишком юн, чтобы оставаться оптимистом…
Тляшки-букашки, какой сказочный трындецовый звездец поселился в голове и не хочет съезжать не за какие бублики! Ушки только заичьи надо подвить, чтобы уж совсем невинненько смотрелся. Или наоборот, начесать как следует, чтобы в них смущенно носиком прятаться? Прыгаю рядом с госпожой, проверить как там конкурент по кровати время проводит… Матерь Сущего, бычара храпит на том месте, где вполне себе сегодня я мог прилечь и отдохнуть, за хорошее поведение. Вот чего бы, красивая моя, тебе было не усыпить это чудище с опаленными крылышками у него в комнате? Кроватка тогда бы была вся наша. Старичок бабулю ублажает, бычок у себя в комнатке дымок выпускает, как кальян сломанный, а мы бы чудно ночь провели… Хотя настроение такое, просто хоть горчицу из себя выжимай — нажористая получится, пальчики оближешь. Ведь хороший же был, вел себя как в законе прописано, что же так тошно-то, как будто носки чужие понюхал?! И ведь не потому, что это буйвол сейчас звуки немелодичные на кровати издает. Общее состояние души такое, как будто облажался по полной, только не понял где.
— Рэйни, солнышко, ты о чем задумался? Я тебе вопрос задала!
Вау! Допрыгались-доскакались-домчались в белой аэрошке, тляшки-букашки!
— Простите, госпожа, я не расслышал…
— Почему тебя продали, Рэй?
— Эм… Ну так… Мужу не угодил. Натура ж у меня такая, расскрасивая, вот ему завидно стало, пиявок ему на рабочий инструмент воспроизводства…
— Рэй, я правду бы хотела услышать.. — Кэйт остановилась у комнаты матери и тихонечко приоткрыв дверь, застыла изумленно.
Шайнэ, Эйлиорин и Нэй играли в карты, да так азартно, что хоть присоединяйся.
Поманив пальчиком Рэйя, чтобы и он оценил происходящее диво, и обменявшись с ним понимающими улыбками, девушка двинулась обратно к себе. Рэйни за ней. Продолжая размышлять над тем, какие ушки ему пойдут больше — с начесом или завитые.
В комнате Кэйтайриона пристроилась в центр кровати и махнула парню, чтобы тот прилег рядом. Рэй окончательно растерялся, но виду старался не подавать. Поэтому пристроился рядом с госпожой, поправил под головой подушку… Бедром почувствовал бедро госпожи, и ощутил, как предатель в штанах зашевелился.
— А теперь говори мне правду, Рэйни!
— Про что, госпожа? — Все-таки ушки с начесом, вот так вот их сейчас на глазки и оттуда невинный взгляд. Не прокатило, тляшки-букашки!
— Про то, почему тебя продали, солнышко! Правду! — и Кэйт, пристроившись Рэйю под руку, посмотрела на него таким же невинным взглядом, и парень мысленно приделал своей госпоже заичьи ушки и улыбнулся.
— Меня обвинили в избиении младшего мужа госпожи, но я клянусь своими любимыми тапочками с помпонами, не трогал я его. То есть трогал, но не так…
— А когда ты понял, что будешь танцором?
Не понял, это все, что ли? То есть я сказал, что не я и все?! Тляшки-букашки, она поверила мне на слово, и все?! Меня не будут гнобить, пилить, стругать и ругать? Тляшки-букашки… Спасибо тебя, добрый самаритянин, начистивший мордасик вторушечке ЕЕ Высочества, Ненаглядной госпожи Ейлийфии. Без тебя бы я продолжал прозябать на ниве домашнего дрессированного красавчика, а сейчас я одна вторая от первого места в первом театре при Первом Доме. И лежу на кровати своей госпожи, обнимая ее одной рукой и болтая с ней о моем детстве… Чудны дела твои, Матерь Сущего. Но я тебе свечку должен, если что. И за эту ночь тоже.