Айтиот
Шрифт:
Я назвал сумму — и остаток долга, и проценты; они превышали остаток уже в несколько раз. Вадим крякнул и добил пиво в один дых.
— Да уж, попадос… Влетел ты крепко, амиго. Если прижмут евромрази совсем, обращайся. Посмотрим, что можно сделать. Кто ищет, тот всегда находит…
— Что как у самого-то на новой работе?
— Да какая она новая, я уж год как там… Говна всякого, конечно, хватает, это уж как водится. Менеджмент ворует, как не в себя, степлер, блин, на столе оставлять стремно. Поставщики — твари хитровыделанные. Чуть с ними расслабишься, брак подсовывают. В производстве через одного рукожопы. И все-таки… мы в два с половиной раза за последний год выросли. Тут тебе и рабочие места, и развитие промышленности, и рост отечественного сегмента на рынке. Есть чем, — Вадим улыбнулся в пустую кружку, — ну, гордиться, что ли.
— Круто, чо. Еще по одной?
Опытным путем я выяснил, что две кружки пива за вечер мой организм переносит без закидонов. А если хорошее пиво да в хорошей компании, то можно и на третью размахнуться.
— Так что разберешься с Дахау — давай к нам, в реальный сектор, — Вадим подул на пену, чтобы добраться скорее до пива. — Здесь приличных руководителей днем с огнем не сыщешь. Легко не будет, но и скучать не придется. Деньги, конечно, не такие, как в айти, но жить можно.
— Слушай, ну айтишечка все время растет, а в реальном секторе все наверно давным-давно поделено…
— Ты чего, новости не смотришь, амиго?
Вадим серьезно глянул на меня. Я пожал плечами. Пока держал акции, вполглаза следил за деловыми новостями, а теперь и на них забил. Политикой и вовсе никогда не интересовался. Судьба «Натива» все равно зависела от дрожания левой пятки руководства в Дахау, а не от общемировых трендов.
— Зря, зря, — Вадим покачал головой и захрустел гренкой. — Понимал бы, что настало время на свою страну работать, а не на глобальную, мать ее за ногу, экономику.
— Да ну, какое такое время, — я вяло махнул рукой. — Не будет ничего. Как обычно, кулаками помашут и успокоятся. Все к тому идет.
— А вот не скажи, — протянул Вадим. — Знаешь, что госслужащих уже перевели на банковские карты с отечественным биллингом? Теперь муниципальных переводят. Серьезная заваруха намечается. А ты на Дахау пашешь…
Я закатил глаза. И почему мне не наплевать?..
Между всей этой суетой я искал повод снова увидеть Катьку — и не находил. Скучал я уже не по той Катьке, которую помнил, а по той, какой она стала. Нет, любови страстной со мной не приключилось — не те годы, видать. Но я твердо понимал, что с этой женщиной буду счастливее, чем без нее; и сам готов был работать над тем, чтобы сделать ее счастливой, насколько возможно. Осталось только донести эту несложную идею до Катьки и узнать, что она думает. Вот только повода не находилось.
Помощь пришла, откуда не ждал — от отца. Я и забыл, что все эти годы он поддерживал связь с родителями Катьки, они поздравляли друг друга с праздниками и обменивались сплетнями о непутевых детях. Отец сказал, что моему бывшему тестю иногда требуется помощь по хозяйству на даче — годы уже не те, чтобы самому тяжести таскать. Разумеется, проще было нанять рабочих, но я с радостью ухватился за этот предлог и стал иногда приезжать на выходные. Расчищал угол садового участка под будущую детскую площадку, красил летнюю кухню, чинил крыльцо… ну, почти дочинил это чертово крыльцо. Перевязывая мне разбитый молотком палец, Катька смеялась совсем как тогда — запрокидывала голову, и я видел все ее мелкие белые зубы. Само собой получилось, что на ночь я остался у нее в комнате. Но напрасно меня воодушевила легкость, с которой это произошло.
— Зря так стараешься, — остановила меня Катька, когда я в третий раз за ночь принялся ласкать ее. — Это просто ностальгический секс по случаю, Олег. Не воображай себе…
Трахались мы, разумеется, в презервативах. У меня с собой были, но свои Катька достала раньше.
— Как скажешь, — ответил я, нехотя убирая руки. Она отзывалась на мои прикосновения так же, как и тогда, я помнил каждую родинку на ее теле. — Слушай, я просто хотел сказать, что вел себя как последний мудак…
— Ты? — Катька перевернулась на живот и уперла острый подбородок в сплетенные пальцы. — Ты-то что такого сделал? Это я была дура конченая. Потом только, не скоро, поняла, почему. Женщинам компостируют мозг, что любовь, брак, дети — это самое важное, важнее ничего не бывает. Поэтому в отношениях мы… слишком стараемся. Сильнее, чем мужикам это нужно. Сами наизнанку выворачиваемся и от мужиков того же ждем. А когда не дожидаемся, начинаем на стенку лезть. Никому от этого не хорошо. Я не хочу больше так жить.
— А как же ты хочешь жить?
— Да уже живу, как хочу… У меня интересная работа, полотна, друзья, путешествия. Ну и секс вот так, по случаю. Если для тебя это тяжко, лучше больше не приезжай. Ничего другого у нас не будет.
Я обнял Катьку, прижал к себе. Разумеется, она не доверяет мне; я бы и сам такому мудаку не доверял. Спрашивать, уверена ли она, что в самом деле ничего другого не будет, не стал. Понимал, что не уверена. Если работа меня чему и научила, так это тому, что люди не всегда на самом деле имеют в виду то, что говорят.
Жаль, я не понимал этого раньше, когда каждое Катькино слово, брошенное в обиде или в гневе, принимал за истину в последней инстанции.
Что я мог сделать, чтобы попытаться вернуть Катьку? Героем любовного романа, роковым и напористым, мне не стать. Я тот, кто я есть — ординарный наемный менеджер. Не красавец, но и не урод. Не богач, хотя зарабатываю прилично. Не гигант большого секса, но и отнюдь не импотент. И мне осточертело жить для себя, я изнемогал от одиночества. Теперь, признав это, я был готов приложить усилия, чтобы это преодолеть.
Нужен романтический жест, вот только какой? Кольцо с бриллиантом? Катька не любит эту пошлую чепуху. Внезапная поездка в какое-нибудь красивое пафосное место? Муторно, сейчас к обычной суете с визами добавились непонятные и все время меняющиеся ковидные правила. Нужны какие-то определенные вакцины и, главное, бумаги о вакцинировании… А потом, у Катьки могут быть свои планы, ей не понравится, что я за нее решаю, так что она просто откажется.
Главное, подарок должен подойти не только Катьке, но и мне. Я хотел раскрыть свои настоящие намерения, и, пожалуй, не столько даже Катьке, сколько самому себе.
Долго ломал голову, а потом снова обратился за советом к отцу. Дурак я был, что прежде относился к нему с пренебрежением: карьера завхоза в детском садике, любовь к телевизору, замороченность на быте, пузырящиеся на коленях треники… Раньше я обещал себе, что никогда не стану таким, как отец, а теперь понимал, что на самом-то деле до него банально не дотягиваю. Как бы там ни было, они с матерью вырастили двух детей в недавно распавшейся стране. А я даже в спокойные стабильные времена только и могу, что жить для себя, хотя моя жизнь и мне самому не особо нужна и интересна…