Айвазовский
Шрифт:
На обратном пути в Атлантическом океане начался шторм. Судно швыряло из стороны в сторону, так что невозможно было пройтись по палубе, ни за что не держась при этом. Большинство пассажиров тяжело страдали морской болезнью, и только Иван Константинович и его Анна не боялись ни бури, ни моря, не страдали от тошноты и были вполне счастливы. Много раз пассажиры и экипаж корабля видели их держащимися за руки, точно влюбленные на первом свидании. Соленые брызги несколько раз окатывали странную пару с головы до ног, но ни Анна, ни Иван Константинович не заботились о пострадавшей одежде. Будет день, будет и что одеть. А пока… так прекрасен волнующийся океан, грех пропустить.
В 1895 году Айвазовский направляется в город Нахичевань, который в это время посещает католикос всех армян. Иван
Примечательно, что в этот же год католикос посещает Айвазовского в Феодосии с ответным визитом, и даже живет у него неделю, сначала в городе, а затем в одном из имений художника, что говорит о дружеских отношениях этих людей.
В Феодосии Иван Константинович уговаривает своего высокого гостя позировать ему. В результате получился портрет во весь рост на фоне горы Арарат «Хримян Айрик в окрестностях Эчмиадзина». Ныне картина хранится в Феодосийской картинной галерее.
Куда же возил Иван Константинович своего уважаемого гостя? Что могло привлечь католикоса, кроме как обаяние самого художника? Ответ на этот вопрос мы можем найти в реферате известного армянского ученого, исследователя древних архитектурных памятников X. Кучук-Ионнисяна, датированного августом 1896 г: «…Из Феодосии 23-го июля мы приехали в г. Старый Крым, где сохранились развалины нескольких армянских церквей. Около развалин Чархапан художник И. К. Айвазовский построил новую церковь того же имени. Новую икону! Богородицы для алтаря писал сам Айвазовский.
Внутри церкви, в правую сторону вделана найденная там же в груде развалин прекрасная мраморная доска с изображением на ней арки, трех крестов и чаши для святых даров, а внизу — следующая подпись:
«Св. знамение на память госпожи Вард — лета И05, (от Р. Хр. 1656 г.)…».
Поскольку церковь уже была построена, находясь рядом, причем в гостях у художника и мецената, католикос просто не мог не посетить ее, а может, как раз посещение недавно выстроенной церкви и было частью его феодосийской программы.
Зимой 1896 года Айвазовские отправились в Петербург, чтобы, получив гонорар в размере 4000 рублей за картины для Зимнего дворца «Черноморская эскадра в тишине» и «Ураган», отправиться в Ниццу. Впереди, как обычно, были обширные планы, курорт Ниццы — место, куда усиленно рекомендуют Ивану Константиновичу поехать врачи. Супруга тоже настаивала на необходимости мужу подправить здоровье. Последнее время он кашлял и начал быстрее обычного утомляться.
Они выехали без приключений, но все лечение пошло насмарку, так как уже в Ницце до них дошли вести о резне армян в Турции. Всегда тяжело переживающий народные бедствия, а тут еще речь шла о его народе, Айвазовский набрасывает эскизы будущих картин: «Погром армян в Трапезунде», «Армян погружают на корабли», «Турки армян живыми бросают в Мраморное море» и пересылает в столицу для публикации в сборнике «Братская помощь пострадавшим в Турции армянам». При этом его вдохновляет не только сама тема, Айвазовский получил благословение своей церкви, присланное ему в письме католикосом Мкртычяном.
«Божий помазанник! — пишет в ответном письме Иван Константинович. — Вы сделали мне весьма чувствительное и прекрасное предложение — изобразить красными красками картину армянской резни на фоне залитых кровью гор и дол и над развалинами — убитого горем Владыку армян. Будь угодно Всевышнему даровать мне жизнь и подольше, настанет день, когда я исполню сие трогательное предложение» [295] .
Он не лечится, а вместо этого загоняет себя каторжной работой. Пройдет совсем немного времени, и люди увидят новые картины Айвазовского,
295
Из письма И. К. Айвазовского Его святейшеству, Верховному Патриарху всех армян католикосу Мкртычу.
Сейчас, наверное, непонятно звучит фраза — тяжело переживал бедствия — послал эскизы картин в сборник, написал картины по теме — устроил выставки. Но ведь тогда не было телевизора, а многие люди, как известно, не обладают достаточным воображением, чтобы, прочитав в газетах о том, как турки сбрасывают армян в море, где те неминуемо потонут, представить себе картину во всех ее пугающих красках. Понимая это, Айвазовский работает с рассвета до первого головокружения или предобморочного состояния. Лишь бы не потерять связующую нить, передать весь ужас, творимый современниками.
Выставки Айвазовского той поры — это своеобразная наглядная агитация. После посещения их журналисты подняли крик в прессе, выражая свое негодование по поводу зверств турков. Армян же справедливо жалели. Открылись многочисленные подписки в пользу жертв турецких зверств, армян-беженцев готовы были принять многие города, и даже частные лица открывали перед пострадавшими свои кошельки и дома. Вот что делала кисть великого художника! Но это было еще не все. Пробыв в Ницце не больше месяца, Иван Константинович и Анна Никитична возвращаются в Феодосию, где Айвазовский совершает поступок, о котором будут долгие годы спорить журналисты.
Мы помним, что некоторое время назад художник выполнял заказы Турции и был этим более чем доволен. Ему нравилась эта страна с ее живописной природой, своеобразной архитектурой и морскими берегами. Он получил две высшие награды Турции. Теперь же, когда Айвазовский выступал с яростной критикой в адрес кровавого султана, его грудь жгли, словно отпечатанные на ней раскаленные ордена Османии. А значит, следовало сделать выбор. И этот выбор был легок для не привыкшего подчиняться кому бы то ни было художнику. Вернувшись в Феодосию, он первым делом вбежал в дом, где стояла шкатулка со всеми наградами, полученными Айвазовским и туфелькой бедной Марии, извлек оттуда драгоценные, усыпанные бриллиантами турецкие ордена и, не задумываясь более ни секунды, вышел вместе с ними во двор, где, подозвав дворового пса Рекса и приласкав его, нацепил сверкающие ордена тому на ошейник. Взяв собаку на поводок, как был в дорожном костюме, Иван Константинович отправился на демонстративную прогулку по городу.
Вслед за ним выскочило несколько слуг, напуганных выражением лица хозяина и напускной веселостью, с которой тот чуть ли не бежал за обрадованным возвращением хозяина и нежданной прогулкой псом.
На улице к странной компании примкнули пришедшие поздороваться с Иваном Константиновичем соседи. О, это было незабываемое зрелище — впереди, натягивая поводок, шел здоровенный лохматый пес непонятной породы, грудь которого украшали искрящиеся в солнечном свете ордена, за ним чуть ли не бегом следовал старый художник, лицо которого было красно настолько, что многие справедливо подумали, что того вскоре хватит удар. Седые волосы и бакенбарды Айвазовского развевались на ветру подобно ковылю, при этом он подчеркнуто весело смеялся, приплясывая и созывая знакомых примкнуть к его прогулке. Достаточно побегав по городу, посетив рынок и пройдясь вдоль харчевен и лавок, Айвазовский, наконец, свернул к набережной, где, сняв с ошейника ордена, отпустил Рекса побегать, а сам взял первую попавшуюся рыбацкую лодку и, потребовав, чтобы сопровождающие отошли от берега на несколько шагов и никто не смел мешать или следовать за ним, с молодецкой удалью оттолкнул лодку от берега, сделав несколько шагов по воде, ловко перепрыгнул через борт и сел на весла. Проплыв достаточно далеко, Айвазовский помахал рукой озадаченным соседям, после чего поднялся, в руках его заблестели драгоценные ордена, и… давно море не принимало столь щедрого дара. Ордена Османияе и Меджидие один за другим пропали в волнах.