Айвазовский
Шрифт:
Деда будущего художника звали Григор, бабушку – Ашхен. Известен «Портрет бабушки Ашхен», созданный И. К. Айвазовским в 1858 году, в котором ощущается и почтение, и то глубокое чувство, которое испытывал к ней художник. Отец Ивана (Ованеса) Геворк Айваз (Гайвазовский), привыкнув к особенностям жизни во Львове, даже после переезда в Феодосию по-прежнему писал свою фамилию на польский манер «Гайвазовский». Таков полонизированный вариант написания армянской фамилии Айвазян. Почему его отец решился на переселение в Крым, рассказывает в автобиографии Иван Айвазовский, кратко упоминая о том, что после ссоры с братьями Геворк в юные годы покинул Галицию, обосновался в Дунайских княжествах (Молдавии и Валахии), где занимался торговлей, а позже перебрался в Феодосию. Он, несомненно, был незаурядным человеком, полиглотом: помимо русского, «свободно говорил на шести языках: турецком, армянском, венгерском, немецком, еврейском, цыганском, также владел почти всеми наречиями нынешних дунайских княжеств…» [12] . Эту уникальную способность от него унаследовал средний сын Габриэл. Он даже превзошел отца – освоил девять языков.
12
Барсамов Н. С. Иван Константинович Айвазовский. 1817–1900. М.: Искусство, 1962. С. 8.
«О происхождении отца Айвазовского имеются и такие сведения: “…в половине прошлого [XVIII] столетия фамилия Айвазовских явилась в Галиции, где ближайшие родственники нашего знаменитого художника живут и до сих пор, владея там земельной собственностью. Отец Ивана Константиновича, Константин Георгиевич, исповедовал армяно-григорианскую религию. По своему времени он был человек весьма развитым, знал основательно несколько языков и отличался живым умом, энергичным характером и жаждою деятельности…”. Литературные сведения о предках Айвазовского очень скудны, да к тому же противоречивы. Никаких документов, которые могли бы внести ясность в родословную Айвазовских, не сохранилось» [13] .
13
Барсамов Н. С. Иван Константинович Айвазовский. 1817–1900. М.: Искусство, 1962. С. 92.
Остальные данные об истории семьи И. К. Айвазовского носят легендарный характер. Так, в конце XIX – начале XX века вышли две публикации, в которых говорилось, что среди предков их рода были турки. Одна из статей передавала будто бы рассказ отца художнику о том, что дед Ивана Айвазовского являлся сыном турецкого военачальника, в детстве был спасен армянином от гибели при взятии Азова русскими войсками в 1696 году. Этот армянин, предположительно солдат, его крестил и усыновил.
В частности, в статье апрельского номера журнала «Русская старина» за 1878 год сообщалось: «Предки Ивана Константиновича Айвазовского были турецкими подданными, исповедниками Корана. Покойный отец рассказывал ему, что дед при взятии Азова (18 июля 1696 года) едва не сделался жертвой наших войск, но был спасен одним из солдат от неминуемой смерти. То же подтвердила Ивану Константиновичу графиня Антонина Дмитриевна Блудова, сказав, что она в одной старинной книге читала об этом эпизоде из семейных преданий Айвазовского… Айвазовские в прошлом столетии (в XVIII веке. – Е. С.) из Турции переселились в Галицию, где доныне, близ города Львова, есть земледельцы Айвазовские» [14] .
14
Русская старина. 1878. Апрель. С. 652, 653.
Легендарные данные, как часто бывает, дали основу для дальнейших домыслов. Уже после кончины знаменитого мариниста Н. Н. Кузьмин в своей книге, увидевшей свет в 1901 году, рассказывал ту же легенду, но уже ссылался на некий неизвестный документ из семейного архива художника: «В жилах Айвазовского текла турецкая кровь, хотя его принято было у нас почему-то считать до сих пор кровным армянином» [15] . Как подтверждение такого заключения был приведен рассказ мариниста в семейном кругу, который, весьма вероятно, являлся вымыслом самого Н. Н. Кузьмина: «В 1770 году русская армия, предводительствуемая Румянцевым, освободила Бендеры. Крепость была взята, и русские солдаты, раздраженные упорным сопротивлением и гибелью товарищей, рассеялись по городу и, внимая только чувству мщения, не щадили ни пола, ни возраста. В числе жертв их находился и секретарь бендерского паши. Пораженный смертельно одним русским гренадером, он истекал кровью, сжимая в руках младенца, которому готовилась такая же участь. Уже русский штык был занесен над малолетним турком, когда один армянин удержал карающую руку возгласом: “Остановись! Это сын мой! Он – христианин”. Благородная ложь послужила во спасение, и ребенок был пощажен. Ребенок этот был мой отец. Добрый армянин не покончил этим своего благодеяния, он сделался вторым отцом мусульманского сироты, окрестил его под именем Константина и дал ему фамилию Гайвазовский. Прожив долгое время со своим благодетелем в Галиции, Константин Айвазовский поселился наконец в Феодосии, в которой он женился на молодой красавице-южанке, тоже армянке…» [16]
15
Кузьмин Н. Н. Воспоминания о профессоре И. К. Айвазовском. СПб., 1901. Цит. по: Микаелян В. А. И. К. Айвазовский и его соотечественники. I. K. Ayvazovsky and his compatriots // Lraber Hasarakakan Gitutyunneri. Yerevan: Armenian Academy of Sciences, 1991. № 1. С. 64. (Англо-русский журнал.)
16
Кузьмин Н. Н. Воспоминания о профессоре И. К. Айвазовском. СПб., 1901. Цит. по: Микаелян В. А. И. К. Айвазовский и его соотечественники. I. K. Ayvazovsky and his compatriots // Lraber Hasarakakan Gitutyunneri. Yerevan: Armenian Academy of Sciences, 1991. № 1. С. 65. (Англо-русский журнал.)
Такова вторая легенда, объясняющая происхождение великого мариниста и противоречащая
17
Азербайчан. 1980. № 10. Цит. по: Микаелян В. А. И. К. Айвазовский и его соотечественники. I. K. Ayvazovsky and his compatriots // Lraber Hasarakakan Gitutyunneri. Yerevan: Armenian Academy of Sciences, 1991. № 1. С. 66. (Англо-русский журнал.)
По сей день ничто не подтвердило подлинность таких предположений. Важны ли они? Если важны, то именно как предания, но не как факты происхождения рода художника. Национальная принадлежность, будь то армянская или турецкая, вряд ли сильно повлияла на жизненный и творческий путь Ивана Айвазовского. Этот путь был определен прежде всего его человеческими качествами, достойными подражания, высоким талантом, тягой к знаниям и исключительным трудолюбием, умением доброжелательно относиться к людям, тактично, тонко выстраивать отношения с окружающими, в том числе с власть имущими. Он являлся российским подданным, относил себя к народу России, с глубоким уважением относился к армянам, по вероисповеданию принадлежал к армянской христианской церкви.
Будучи патриотом своей страны, И. К. Айвазовский восхищался и европейской культурой, он интерпретировал ее достижения в своем искусстве. Будучи приверженцем армянского христианского вероисповедания, проявлял ровное отношение к мхитаристам, католикам, православным, мусульманам. Стремился всячески помогать феодосийцам – многонациональным жителям своего родного города. Как человек, наделенный глубоким умом философского склада, склонный к самостоятельному анализу и выводам, Иван Константинович понимал ценность именно многокрасочности разноликого мира. Этими красками мира он считал, помимо цветовых характеристик, значимых для любого живописца, множественность духовных характеристик образов, которые складывались, подобно мозаике, из особенностей национального характера, специфики языков, темпераментов, культур, религиозно-философских, политических воззрений, социальных принадлежностей, профессий, проявлений талантов и т. д.
Одно из главных содержаний его жизни, с раннего детства и до последних дней, составляла преданность морю, непредсказуемому и меняющемуся, но неизменно прекрасному и мудрому, как мир, созданный Господом. Он всей душой любил морскую стихию, с ее вневременной глубинной философией, отражающей извечные законы мироздания. Море словно и учило, и утешало его, наполняло своей силой и свободой, вдохновляло на жизненные и творческие свершения. И потому И. К. Айвазовского с полным правом следует назвать «человеком мира» в лучшем, наиболее высоком значении этого словосочетания, нисколько не противоречащего патриотизму. Обоснованность или субъективность таких суждений докажет подробное обращение к биографии художника, которая всегда и неизбежно должна начинаться с раннего детства и семьи.
Итак, отец прославленного мариниста, купец Геворк Гайвазовский (1765 или 1766, или 1771–1841), предположительно родился в тот год, когда Феодосия в результате завоеваний Екатерины II, придающей особое значение покорению Крыма, была присоединена к российским владениям. Императрица посетила город в 1787 году, а ее приближенный, светлейший князь Г. А. Потемкин, сравнил тогда город с руинами Помпеи. Вероятно, подобный образ Феодосии запомнился и Константину Айвазяну. Он отличался, судя по всему, сильным характером. Будучи совсем юным, не побоялся покинуть семью, остаться без поддержки братьев и уехать в незнакомый край. Его не пугало и то, что отныне он мог рассчитывать только на себя, на свои силы и умение вести дела. Однако, как показало время, самоуверенность молодого человека была вполне оправдана. Его торговля постепенно налаживалась, а переехав в Феодосию, он смог создать семью. Константин женился на местной армянке Рипсиме (1784–1860). В их семье родилось пятеро детей: две дочери и три сына – Григорий, Габриэл, Ованес (Иван). Григорий, так же как и Иван, не представлявший своей жизни без моря, с 1853 года стал коллежским асессором, затем капитаном Феодосийского карантинного порта.
В первое время дела Константина Айвазяна шли успешно, но их процветанию помешала эпидемия чумы 1812 года, когда торговая жизнь в городе замерла надолго. Отныне его семья могла рассчитывать только на очень скромный достаток, а ее глава вынужден был работать, не зная отдыха. Теперь он относился уже не к купеческому сословию, а к разряду мелких торговцев, стал старостой базара.
Нерадостные бытовые перемены не отразились негативно на характере и развитии Ивана, а, быть может, даже сказались положительно. С детства он отличался живым нравом, энергией, любознательностью, целеустремленностью. Мальчик много времени проводил на берегу моря, с первых лет своей жизни. Еще не вполне осознанно полюбил морскую стихию всей душой и сохранил эту глубокую привязанность на всю жизнь. Он умел видеть и ценить красоту окружающих пейзажей – линий Феодосийского залива, тончайших оттенков россыпей камней, изменчивого освещения на мысе Ильи, лаконизма силуэта отдаленного мыса Чауда. Его привлекала и игра бликов, и богатство оттенков прибрежной морской воды. Будущий художник нередко бродил по обрамляющим город с юга живописным склонам Тепе-Оба, куда доносился перезвон колоколов Казанского собора. Восхищение у него вызывали яркие краски заката, то рубиновые, то изумрудные, фиолетово-черные оттенки южной ночи. Иван Айвазовский с детства знал, что такого необыкновенного воздуха, как в его родной Феодосии, нет нигде в мире – знойного, словно раскаленного, напоенного ароматами полыни, сосновой смолы и черноморской воды.