Айя и Лекс
Шрифт:
А Леська в трубке перестала выть, только всхлипывала и говорила что-то, много. Корзин не слушал. Не сейчас.
— Леся, — перебил резко. Она затихла, слушая. — Леся, где ты?
— Дома, — судорожно. — У Лешки… Я…в новостях…сказали…взрыв…а я рядом была…примчалась…тут кошмар, Сережка…приезжай…пожалуйста, приезжай, иначе я свихнусь.
— Жди. Скоро буду.
И, оттолкнувшись от стены, поднял ключи и пошел, побежал. Но уже в дверях университета его остановило осознание, что Леська не сказала об Айе. Ни слова о подруге. И Леся по-прежнему на связи. Сергей
— Леся, а где Айя?
И все внутри затопило пустотой, гулкой, зияющей, от двух слов:
— Айя пропала…
21
Двумя часами ранее.
Алекс вышел из операционной, едва держась на ногах. Переоделся, принял душ. Привычными, заученными до автоматизма движениями расстегнул на шее витую цепочку с армейскими жетонами — четырьмя вместо двух, положил в карман халата. Своего рода талисман, который он надевал только на операции. Помогало. Усмехнувшись, застегнул на правом запястье золотой браслет часов, стрелки которых задержались на цифре четыре. Вечер уже почти. Пора домой. Взъерошил влажные после душа волосы, улыбаясь собственным мыслям.
Никогда ему так не хотелось сбежать из клиники, как сегодня. Он редко оперировал, в основном брался за сложные, можно сказать безнадёжные, случаи. А иногда, когда становилось совсем невмоготу, оставался дежурить. Сегодня ему пришлось оперировать, хотя он предпочитал остаться дома под теплым боком любимой жены.
Вызвали. По «Скорой» привезли шестилетнего ребёнка с черепно-мозговой травмой в критическом состоянии. Мальчика немедля отправили в операционную и вызвали Туманова. Операция длилась почти восемь часов. Ребёнок несколько раз умирал на операционном столе, но бригаде Туманова всё же удалось вытащить мальчугана с того света.
И это не могло не радовать. Как и то, что дома его, наконец, ждут. И впервые хотелось вернуться туда, что еще недавно было лишь стенами, где Алекс периодически спал.
Алекс вошёл в ординаторскую и плюхнулся на мягкий диванчик у стены. На его рабочем столе стояла большая кружка с горячим кофе. Он чувствовал крепкий с оттенком корицы аромат. Новая медсестра постаралась. Та откуда-то узнала, что после операций он любит пить неимоверно сладкий и горячий кофе с корицей. С тех пор в ординаторской его неизменно встречала жёлтая чашка с забавной мордой и свежие булочки.
Но сейчас ему не хотелось кофе. Он думал о Синеглазке, которую не видел восемь чертовых часов. Она позвонила перед самой операцией, отчиталась, что проведет весь день дома, пожелала удачи и вдруг сказала, что любит.
И это ее робкое «люблю» придавало сил все восемь часов операции. Как будто крылья выросли за спиной. Даже его анестезиолог вдруг отметил, что Алекс сегодня какой-то не такой, светится весь. Он светился, потому что знал — она его любит. И это было самое главное.
Растерев лицо ладонью, откинулся на спинку кресла, подцепил пальцем цепочку и вытащил из кармана, разложил на столе.
И вдруг почувствовал, как холодок лизнул затылок. То самое неприятное ощущение, будто кто-то смотрит в спину через прицел. И назойливое чувство приближающейся смерти ввинчивалось в виски. Алекс передернул плечами, не понимая, с чего бы взяться этому предчувствию. Снова глянул на жетоны. Глупо отметать то, что однажды уже было. Алекс знал это чувство, когда замираешь на самом краю и только один путь — вперед, в объятия смерти. Уже испытывал подобное десять лет назад и ещё раньше, когда погиб отец. И на войне, когда не стало его друга. Когда тот закрыл Алекса собой. Лёха умер вместо него. Поэтому Алекс подарил ему ещё один шанс. Призрачный и неживой, но шанс. Как и себе, чтобы отомстить. Он похоронил собственное имя, превратившись в Алексея Туманова. И эти жетоны, как напоминание о том, кто он на самом деле.
И впервые за много лет, Алекс застегнул цепочку на шее, не оставляя ее в ординаторской. Надоело. От прошлого все равно не убежать. И неприятное ощущение жгло затылок.
И боль прокладывала путь по напряженным мышцам, вновь напоминая о детской травме. И только поэтому он достал мобильный телефон и набрал номер жены, хотя не собирался звонить — сделать сюрприз гораздо интереснее. Хотелось устроить ей сюрприз даже несмотря на усталость и тяжелую операцию. Но сейчас что-то щелкнуло внутри. Чувство опасности только нарастало.
— Твою мать, — выругался Алекс, когда механический голос в трубке сообщил ему о недоступности вызываемого абонента.
— Проблемы? — низкий голос заставил дернуться. Алекс обернулся к двери.
На пороге стоял коренастый мужик в макинтоше. Небрежно он опёрся плечом о расколотый косяк. И с улыбкой закадычного друга на непроницаемом лице снял тёмные очки.
— Сварог, мать твою… — прорычал Алекс, выдыхая. — Тебя стучаться не учили?
— А что это ты такой нервный? — нахмурился друг, скрестив на груди руки в черных перчатках. — Дергаешься, нервничаешь и к телефону прирос. Случилось чего?
— Айя не отвечает, — и снова голос робота, вещающий о том, что его Айя пропала. — Телефон выключен.
И напряжение скручивается в тугую пружину с внезапно подкатившим страхом. Он уже давно ни за кого не боялся так, как за Айю сейчас. И не нравилось это Алексу.
— Ребятам позвони, — подсказал Сварог, отлепившись от стены и подойдя вплотную к Алексу.
— Уже.
Макс, дежуривший вместо консьержа, ответил быстро, успокоив Алекса, что Айя дома и никуда не выходила.
— И к ней никто не приходил?
— Подруга приходила, — тут же отрапортовал Макс. — Она и сейчас у нее.
— Подруга? — озадачился Алекс. Не понравилась ему формулировка. Единственной подругой Айи была Леська, но Макс ее знал и вряд ли бы назвал просто подругой. — Не Леська? — все-таки уточнил.
— Нет. Алина Барцева. Паспортные данные записал. Девочку проверил. Чиста, аки слеза ангела.
— Я знаю Алину Барцеву, — задумчиво проговорил Алекс, краем глаза отметив, как подобрался Сварог. — Что? — спросил одними губами у друга.