Аз Бога Ведаю!
Шрифт:
Тесна была ему Хазария, и те окрестные народы, подвластные кагану, и те государства, где посредством своих тайных послов он управлял царями и князьями, не удовлетворяли этой жажды. Кроме того, обременяли обязанности богоподобного – с утра молиться богу, выпрашивая беду и смерть врагам, а вечером и ночью, кроме молитв сакральных, он должен был творить таинственные, магические действа. Их суть была проста, если смотреть глазами профана. Приобщенный Шад приносил священный список хазар, умерших в течение дня, и список новорожденных. Каган в тот час же принимался за дело, подобно творцу, ваял хазарский народ, и труд его напоминал труд каменщика, созидающего храм. Как камень притирают к камню, чтобы возвести стену, так и он священнодействовал над именами мертвых. Белый хазарин должен был лежать в круге белом, но не в земле, где жил, а далеко от дома,
Но никто из смертных не мог оторваться от земли и взлететь. Даже сам Великий каган не поднимался в небо, но, обладая взором богоносца, мысленно обозревал пространство и избирал места для захоронений. Как каменщик творит узор из камня, так и он творил этот Обережный Круг. Прах белых иудеев хранил владыку мира – золото. Будучи даже мертвым, богоизбранный хазарин служил Хазарии. Золото же, имея сакральную суть, умножало силы государства и создавало незримую стену вокруг него.
Неразумные народы расселялись по рекам и морским берегам, говоря так: “Это есть пути-дороги, что мир собирают воедино”. Но мир собирала не вода, бегущая всегда по кругу, но реки золота, которые незаметно текли по всей земле. Следовало лишь повернуть их к себе. Чтобы истоки золотых рек, зарождаясь повсюду и питаясь родниками, добрели, полнели и полноводными устьями тянулись бы к Хазарии. А для этого следовало создать округ царства магический притягательный круг, ибо желтый металл всегда тянулся к себе подобному, как луна к земле или земля к солнцу.
Эти деяния были сутью Тайных Знаний.
Черных же хазар тоже хоронили в белом круге, но им ставили дорогие надгробья, высекали надписи и никак не таили от глаз. Явные, они скрывали суть оберега и тайну золотых белых кладбищ. А чтобы дикие народы не смели шевелить земли, кочуя по степям, посредством тайных советников всем инородцам внушалась мысль, что земля – живая и священная. Кто вздумает пахать ее или копать, того настигнут болезни и смерть, а род лишится потомства.
Самих же каганов хоронили под руслами рек, и останки их вообще были недоступны.
Уложив в стену мертвые камни, богоносный принимался укладывать живые. Уподобясь каменотесу, бил молотом, теслом, притиром, пока валун или дикая глыба не обращались в благородные камни. Такой труд был извечным со времен Булана. Хазараимы, сыновья Тогармы, смешали свою кровь с племенами кочевников, и теперь следовало вновь разобщить ее, отбросив поганую прочь, как и каменотес отбрасывает негодный для храма, но нужный для мощения улиц камень. Богоподобный был сватом и посаженным отцом на каждой свадьбе, поскольку лишь он решал, кого и на ком женить, сколько народить младенцев и какого пола. Когда-то труд этот был самой тяжкой обязанностью кагана, но ко времени Иосифа тесло и молот стали редким делом. Теперь богоподобному приходилось лишь грань наводить на камнях или, как ювелиру, насекать узор и натирать до блеска. Чем выше поднимался храм, тем становился краше. В седьмом колене очищалась кровь и лик белел, избавленный от пыли кочевых времен. Круг белых чистых хазар был невелик, с ним легче управлялся Каган. Однако круг черных представлял главный строительный материал и делился на тридцать три разновеликих круга. Всякий, даже самый презренный хазарин, утешался тем, что его мерзкая жизнь не вечна, что своим трудом и послушанием он может перейти в круг, более высокий, вплоть до белого круга. За одну жизнь его невозможно было достигнуть, но с поколениями каждый род старательно карабкался вверх, очищался и накапливал богатство.
Черные хазары были строителями и воинами, чиновниками и работорговцами, стражниками-лариссеями и скотоводами. Но лишь белый мог стать тайным послом или советником в другом государстве, ученым мужем, архитектором и священником. Мало кто из них жил в Хазарии. Большая часть белых, разойдясь по воле кагана по всему миру, являлась ушами и глазами богоносного, его волей, карающей либо милующей рукой. Посредством их каган управлял миром, волею царей, князей и вождей племен. В то же время каган-бек имел под своей рукой подобную, но только тройную сеть из черных хазар тридцать третьего круга. Но если богоподобный творил деяния, управляя разумом и духом народов, то земной царь со своими подручными собирал со всего мира в ручьи и реки золотую пыль, которая стекала потом в Хазарию. Они же собирали вести со всего мира и через Приобщенного Шада передавали кагану. В любой миг он знал, что творится на земле в сей час и что свершится через день или месяц. И это все относилось к Таинствам управления миром.
В таких заботах проходила ночь кагана. Перед утром он отправлялся в свой гарем и принимал наложниц, глаза которых в тот час были под черной пеленой. И они не могли видеть богоносного образа.
Однако с той поры, как на Севере засиял луч, – каган по утрам не входил в гарем, ибо этот свет не давал ему покоя. Ступив в колоннаду, он всякий раз видел его в стране Полунощной и исполнялся гневом. В Руси, при княжеском дворе, был уже давно подкуплен муж – не золотом, но посулом власти. Не ведая того, этот муж посеял свару между князьями, и семя проросло, вызрел желанный плод – неистовая обида и месть. Материнский свет Великой княгини был потушен в кровавой тризне, однако младенец чудом миновал кровавой купели, и луч, исходящий от него, по-прежнему сиял на небосклоне. Богоподобный каган в который раз призывал Приобщенного Шада и указывал на Север. Земной царь не видел света в Полунощной стране, ибо не обладал сакральным зрением, и мыслил, что свет княжича давно потушен. Каган, гневаясь на Шада, грозил из его черепа сделать кубок, если к завтрашнему утру на Севере не погаснет луч. Каган-бек наводнил Киев тайными послами, которые под видом купцов, богатых путешественников и ученых мужей пытались приблизиться ко двору, к Великой княгине, но все было тщетно. Тогда богоподобный согрешил еще раз, сделал то, чего не смел делать никто из каганов: дал каган-беку золото, чтобы разжечь ненависть между князьями. Когда и это не помогло, то, следуя совету рохданита, он послал белых хазар-менял, которые бы разменяли все, на чем держалась Русь.
Никогда прежде Русская земля не была такой неприступной крепостью, как после рождения там светоносного князя. И тогда кагану стало ясно, что Русь вместе с княжичем стерегут славянские боги. Но для того, чтобы сладить с их силой, с их Обережным Кругом, богоподобному не хватало Тайных Знаний. Подзвездный владыка бросил ему кость, открыв Таинство мести. Зерном этим были засеяны все нивы в Руси, однако свет все одно восставал по утрам и добрел – с каждым днем. Знать, месть не так уж сильна, чтобы гасить ею свет. Есть иные таинства, не открытые ему!
Вот это более всего и томило богоподобного. Суть Тайных Знаний показалась ему такой малой, а он сам себе – никчемным и бессильным, как евнух, И Хазария от этого стала тесной, как детская рубашка. Ему бы править миром! И созидать не храм-Хазарию, а вселенский колосс, укладывая в стены племена и земли; соединять не мужа и жену, но страны и народы! Тогда бы всемирный этот Храм достал небес и предстал перед взором Яхве.
Подзвездный рохданит не украсил его Венцом Великих Таинств, а сковал. И потому сейчас он обязан творить лишь малое, в котором никогда не уместится великое.
Однажды после ночных бдений, исполненных страстью тоски и сомнений, незримый евнух привел наложницу в покои, и каган ощутил, как ослабела плоть, уязвленная беспокойством. Этот дурной знак взбесил его, ибо никто из смертных не мог видеть бессилие богоподобного. Он задушил наложницу и подал знак, что выезжает в Саркел. В тот же миг заседлали коней, завьючили верблюдов и хазары пали ниц перед дворцом. Каган помчался в башню к Подзвездному владыке, чтобы пасть перед ним и вымолить таинство Знаний управления миром. Но ступив под своды жилища рохданита, он ощутил, как сникла жажда и незримый венец вновь сковал голову.
Он готов был от восторга броситься в ноги подзвездному, однако, как и в первый раз, застыл в изумлении. Перед ним был рохданит – ликом отвратен, неказист, сутул и хром, да только уж – иной! Не тот, с кем трапезу делил, кто возложил Венец и с чьих омытых ног он пил воду.
Рохданит сидел за столом и сам с собой играл в кости. Посмотрев на кагана, обрадовался и тут же повинился:
– Помилуй старика! Не суди жестоко. Это я тебя позвал сюда, от твоих великих дел отвлек… Мне скучно стало, одиноко. Садись, сыграй со мной!