Аз Бога Ведаю!
Шрифт:
– Недосуг за стенами сидеть, да в Киеве тоска. Мне в поле любо и в шатрах.
Задумались бояре, заозирались назад, на башню сторожевую, где таилась Ольга и молчала.
– Мать? – позвал тут Святослав на языке волхва Валдая. – Откликнись сыну! Се я к тебе пришел!
В тот миг ворота распахнулись, расступился народ, и белый конь вынес княгиню. Съехались они и встали друг против друга, как тогда, на берегу священной реки Ра,
– Ну, здравствуй, мать!
– Да здравствуй, Святослав, – сказала Ольга на сакральном наречии. – Ты сказал мне – мать? Я не
– Нет, могу еще произнести сие святое имя – мать.
– Тебе же ведомо, я прокляла свой рок. Я отдала тебя Креславе. Ты сын ей ныне.
– Креславы нет уже. Она на небесах, соединилась с тем, кого вы поделить не могли, будучи на земле.
– Ужель сие означает, что рок материнский возвращен мне?
– Рок материнский – твоя воля. Так сказано Владыкой Чертогов Рода. Киль пожелаешь – рок вернется, а нет – и спроса нет.
– Нелегкий выбор возложил Валдай… – задумалась княгиня. – А дабы назвать тебя Великим князем, мне прежде след сыном назвать тебя?
– Сие не в твоей воле. Я сын тебе и так, по крови и по воле Рода. Быть сыном – мой рок, а я его не проклял и не исторг.
– Но Русь признает ли тебя Великим князем? Доселе еще помнят детину, отчие земли зорившего.
– И помнят, кто вскормил детину, кто взрастил суть Князя Тьмы.
– Я слышала, зачем пришел ты… Вину меняешь на вину? И будет мир меж нами?
– Прости мою и я твою прощу, – Святослав спешился. – Коли согласна – не отвечай, а токмо сойди с коня на землю, как я. Позри, ведь я уже сошел.
– Чудны мне твои речи! – воскликнула княгиня. – И знакомы!.. Ужели ты изведал веру христианскую? И богом признал Христа?
– Аз Бога Ведаю. А Бога Ведая, Глаголь Добро. И истины сии не христианские, а самые первые, суть азбучные.
– Но бог твой – кто? Как ему имя?
– Имя? Имя ему – Свет…
– Мне люб иной свет – свет Христов. – промолвила княгиня и спешилась. – А посему и я прощаю. Добро б и ты признал Христа.
– Аз Бога Ведаю, мать. Ты ведай своего. Се есть суть мира меж нами. Нарушить же его легко. Чуть токмо кто произнесет: “Мой бог превыше твоего!”, как в тот же час вражда и горе.
– Да вся беда, князь, в том, что я покуда не изведала Христова света, – вдруг призналась мать. – Кормилец твой, сей черный змей, не токмо твой, и мой изрочил рок, крестив меня. Заверил, лукавый демон, будто арианство и есть вера истинная. Христос – пророк, по воле господа явившийся на землю, а выше его – бог Яхве. Однако чернец Григорий толкует совсем иное, дескать, они триедины, бог-отец, бог-сын и бог-дух святой. А есть еще другие, кто говорит – первее бог-отец и имя ему Саваоф. Кто говорит, первее сын… Где тут изведать истину и свет?
– Позри на солнце, мать, и вмиг позришь на свет. Нет иного бога, и имени иного нет, как бы ни кликали его досужие умы, волхвы, попы, раввины. Все ложь, все суета! Позри на Ра. Восстанет он хоть среди ночи – и вот светло. И нет иного света на белом свете, кому б не поклонялись и требы не воздавали. Помысли токмо, мать: а ну как солнце б не взошло? Хоть единый раз? Се и суть конец света.
– К Ра мола
– Пусть будет так. Дороже мир меж нами.
– Ты мудрым стал, сынок. – княгиня потянулась рукой, но не посмела тронуть руки – лишь одежд коснулась. – Креславою вскормлен? Иль кем иным?
– Волхвом Валдаем. В Чертогах Рода и на тропе Траяна.
– Ты ступал по тропе Траяна?
– Да, мать, по той тропе, где и ты хаживала. И по небесной сей дороге прошел довольно и был долго средь раджей на реке Ганге и видывал чудес множество. А назад пришел земной тропой и позрел… Путь Птичий заслонен! Сквозь тьму и мрак ступал. Изведал бога и Пути изведал… Но рока так и не познал.
– Так заходи в Киев, садись и Русью правь, – вдруг заявила мать. – Слово буду держать к народу, тебя признают.
– Нет, мать, ты властвуй. Мне выпала стезя иная – дружину след сбирать да и вести в поход.
– Кого же воевать замыслил?
– На вы пойду, на тьму. А тьмы окрест довольно.
– Казна пуста, ромеи дань не платят, но платим мы… Не время ныне для походов, коль нечем заплатить дружине.
– Добуду я и серебра, и злата. Само в руки придет.
– И все одно: садись и правь! Хотя б один год.
– А что же ты? От власти притомилась? И хочешь отдохнуть от сего бремя?
– Ты бога своего нашел и ныне рек: “Аз бога ведаю”… Настал и мой черед сих истин поискать. Жажду веру обрести! И зреть свет Христов, как солнце ныне зрю: А свет сей ныне сияет в стране царей, суть у ромеев, в Греках.
– Се доля русская – то веры поискать, когда прискучат боги, а то богов, когда прискучит вера. Сколько ж еще веков сей норов нами будет править? Да верно рок над нами… И что же ты? К ромеям собралась?
– Чернец Григорий молвил: един раз позришь храм византийский и отворится душа для веры истинной.
– Чернец Григорий?.. – князь на солнце воззрился: поднявшись над окоемом степи, светило замерло и утро продолжалось. – Чернец Григорий… Зрю я… Как токмо в Русь придет Григорий, быть смуте, ибо смутит князей, царей и мрак опустится на землю. С подобным именем людей не след пускать к престолу и гнать взашей, кем бы ни предстали: царевичем, монахом, старцем… Григорий – черный рок, явился первый, а будет и еще. Но всякий раз придет Георгий и радость принесет…
Княгиня, вздрогнув, отступила, крикнула, озираясь:
– Ты где? Куда ты удалился?.. Эй, Святослав? Ничего не вижу!
– Я здесь! – воскликнул князь. – Стою пред тобою.
– Но ты исчез в сей час! Как будто в свете растворился!
– Се я на солнце зрел…
– И черный рок пророчил?
– Пророчил то, что мне открылось.
– Не поверю твоим предсказаниям, покуда сама не испытаю, – заупрямилась княгиня. – Давно я мыслю пуститься в путь и веры поискать. Да на кого престол оставить? Внуки малы, бояре не разумны, а печенеги рыщут окрест Руси, ровно шакалы… Коль ты пришел с миром и не отрекся от меня – прими престол. И отпусти меня в Греки. Эвон ты Сколь земель прошел и чудных стран, а я далее Чертогов Рода не ходила и мир не зрела. И мир меня не зрел…