Шрифт:
1
Юго-восток от столицы Маррании, весна 1922 г.
В глазах молодого офицера Йохана Эйнера стояло чудовищное багровое зарево. Стрельба, повсюду была слышна стрельба из пушек, зловеще поднимались чёрные столпы дыма. А где-то невдалеке, сквозь громко падающие плиты и разбитые окна чьих-то домов слышались голоса… Нет, крики обезумевших женщин и детей, совершенно не понимающих, что происходит.
Тем временем почти весь юго-восток Марранской империи полнился запахом удушающей гари. А на выжженной от снарядов земле лежало поруганное знамя Маррании в виде золотого диска на ярко-лазурном фоне.
Киммерийские войска
Одни говорили, что возможной причиной для войны послужили ресурсы, которыми Маррания была богата, ещё задолго до образования самого государства. В прошлом народ Маррании прошёл через колоссальные унижения и рабство, и это всегда подталкивало его к вере в Бога. Во время асурского плена не только погибло много людей, но даже запрещалось исповедовать так называемое единобожие. Однако несмотря на это марранский народ выжил. Другие же считали, что причина была в ином, а именно, в личной неприязни вождя к мараннской расе. Доходили слухи, что существуют некий «марранский заговор», согласно которому марраны давно стремятся к мировому господству и считают себя наследниками Римской Империи. И почему-то никого не смущало, что на это место претендовали многие, в том числе и народ Киммерии, который и сам был не прочь оказаться единственным победителем на мировой арене. Также в сводке новостей мелькала какая-то женщина, с которой Митлер якобы делил постель. По всей видимости, та оказалась марранкой и заразила его одной постыдной болезнью, которую среди киммерийцев и других народов называли «марранской чумой», что, естественно, не могло не внушать ужас и отвращение. И, наконец, третьи утверждали и то, и другое, что в итоге и вылилось в эту бессмысленную кровавую бойню.
– Эйнер! Эйнер! Ты чего там застрял? – окликнул товарищ, чьё ружье, впрочем, как и руки, уже были в чьей-то крови.
– Карл, иди без меня, – сказал Йохан, заметивший марранку, которая пробежала вдоль полуразрушенной стены и скрылась за развалинами. – Я тебя догоню.
– Не потеряйся!
Кивнув своему товарищу, он тотчас же поспешил за беглянкой. Дойдя до развалин, Йохан замедлил шаг и, вооружившись револьвером, последовал внутрь. Озираясь по сторонам, он обратил внимание на разбитые статуи и полуразрушенные колонны, неподалёку лежали засыпанные обломками и пылью картины Рафаэля и Рембрандта и старенький граммофон, на котором стояла пластинка «Mozart: Requiem». Проведя пальцем по пластинке, Йохан печально вздохнул.
– Покажись! – выкрикнул офицер. – Я тебя не трону!
Через какое-то время тень марранки неуверенно качнулась в сторону мужчины.
– Ну, не бойся… – опустив револьвер, тихо произнёс Йохан. – Должен сказать, не все киммерийцы разделяли восторг от предстоящего вторжения. Я вот, к примеру, был обычным пианистом, любил играть Моцарта и никак не желал, чтобы наши люди убивали друг друга, приносили боль и разрушение… Молчишь? Что ж, у тебя есть все основания не отвечать мне. Я знал, на что шёл.
Офицер подошёл к девушке поближе, но она отпрянула, с тревогой глядя на лежавший рядом с ней пистолет.
– Ладно, я понял… Успокойся!
И в этот момент раздался голос Карла-Отто Геральда. Мужчина обернулся.
– Эй, Эйнер! Тебе там помощь случайно не нужна?
– Не нужна! – крикнул в ответ офицер.
И глядя на эту испуганную незнакомку, на её беспомощные карие глаза, в которых таилось чёрт знает что, Йохан поднял пистолет и стремительно зашагал в сторону улицы. С этого момента он не мог отделаться от мысли, что она в опасности, что её могут в любое время обнаружить. Хотя какое ему до неё дело? Она – марранская женщина, он – киммерийский офицер. К тому же оккупант. Да и видел он её только раз. Впрочем, с тех пор как его взору предстал абсурд захватнической войны и весь её ужас, он впервые в жизни начал стыдиться, что он, Йохан Эйнер, киммериец.
– Ну что, нашёл кого-нибудь? – спросил товарищ.
– Нет, – с усмешкой ответил Йохан, – одни развалины!
Ночью офицеру было не до сна. Он даже и не раздевался вовсе, а просто лежал, беспокойно глядя в тёмно-синий потолок, на свисающую люстру, похожую на белый корабль, который всё больше от него отдалялся. А подняв руки над головой, нервно закатывал глаза. Так ему было страшно за марранскую женщину, которую он был вынужден оставить совсем одну. И, будучи уже одетым, он встал с постели, надел начищенные до блеска сапоги, застегнул две верхних пуговицы, накинул серую шинель, на рукаве которой светился шеврон с изображением красного дракона, после чего быстрым шагом направился к двери. На выходе ему встретился рядовой с измученным видом.
– Герр лейтенант, капитан Карл-Отто Геральд просил вам передать, что он ждёт вас на площади. Там у них сейчас праздник.
– Праздник? – переспросил офицер.
– Ну да, – ответил рядовой, почесав затылок. – Они там литературу инакомыслящих сжигают.
После этого он с ним простился и сразу поспешил к развалинам.
Однако путь к ним лежал через ту самую площадь, на которой проходила эта чудовищная демонстрация, где предавали огню всё неугодное новому режиму.
Посреди плаца горел огромный дьявольский факел, позади которого медленно развевалось на ветру змееподобное знамя Киммерии. И кто-то из военных начал с довольным видом, если не сказать, с наслаждением, вырывать страницы из толстой книги и бросать в самое пекло. От этого костёр разгорался ещё сильнее, а страницы напоминали не то взлетающих птиц, не то бабочек, которых тотчас же подхватывали безумные языки пламени и превращали в жалкую горстку пепла. Всматриваясь в лицо офицера, Йохан остановился. Не было сомнений, что это был его товарищ Карл-Отто Геральд, чьи хищные глаза фанатика любовались уничтожением контркультуры. Естественно, за ним повторили все остальные, в том числе и гражданские.
Йохан приподнял воротник шинели и зашагал дальше. По пути он завернул в ближайшую лавку и, окинув взглядом прилавок, попросил у продавщицы немного хлеба, сыра и печёного картофеля. Расплатившись, офицер вынул из кармана платок, завернул в него все продукты, затем в один миг всё это сунул под шинель.
Жизнь во время оккупации продолжалась в ритме безумного канкана, где главной целью было выживание.
Всё так же работали местные закусочные, рестораны, учебные заведения, заводы. Люди по-прежнему посещали театры, выставки. Публичные дома приобрели новых посетителей. Вот только куда ни глянь – киммерийское знамя в виде зловещего красного дракона. Да и марранских беретов стало значительно меньше. Совершенный по дизайну киммерийский мундир подавил серый привычный костюм, а изогнутой зловещей фуражке киммерийца могла оказать сопротивление лишь маленькая женская шляпка, с которой марранки почти не расставались.
А спустя некоторое время Йохан уже был на месте. Из серой шинели он достал небольшой свёрток с едой и положил на стул, который находился недалеко от граммофона.
Стоя за стеной, незнакомка в своём потрёпанном платье вся тряслась от холода. Он подбежал к девушке и, скинув с себя шинель, быстро укутал её. И вдруг неожиданно она бросилась к нему, и ошеломлённый Йохан обнял её за плечи и прижал к себе. Наверное, девушка поверила, что он хороший человек и может защитить её. Потом Йохан разжёг костёр, у которого они долго сидели молча, пока он наконец не решился прервать тишину.