Азбучная история
Шрифт:
Йоаким оцепенел.
— Я не нарочно, — тихо сказал он. — Ты же зияешь, Сюзанна.
— Но ты это сделал. Ушел от рожающей женщины.
— Мы ведь не думали, что тебе уже пора родить. Якоб родился на месяц раньше срока. Иначе бы я ни и коем случае не ушел.
— Но теперь ты в самом деле вернулся, — со злостью бросила она. — Да? Действительно вернулся, что верно, то верно.
Йоаким смотрел на нее, не понимая, к чему она клонит.
— Везде суешь свои холодные руки. Порядок во всем наводишь, а? По-твоему, я тут вообще лишняя, так? Отделаться от меня хочешь? Что я, не вижу, как ты на меня смотришь? И любовью мы больше не занимаемся.
— Сюзанна… — беспомощно сказал он, протянул было руки, хотел обнять ее, но не смог. Секунду оба враждебно глядели
Он попробовал представить себе раздавленную Сюзанну. В голове мелькали смутные образы: то какая-то особа в длинной черной юбке, собирающая свои сумки среди тучи голубей на площади Культорв; то худая женщина в спортивном костюме, которая, повесив на руку обшарпанный пластиковый пакет, целыми днями катала тарахтящую пустую тележку по торговому центру Глоструп-Сторсентер. Вдобавок он, как наяву, слышал дребезжанье колес по плиткам пола. И тут он не выдержал. Отключился от фантазий, и с губ его не слетело ни единого слова, меж тем как Сюзанна разошлась всерьез. Я сильнее ее, думал он. Я могу с этим справиться. А она нет.
Великая жизненная задача, думал он, заключается в том, чтобы держаться в промежутке меж противоположностями, рвущими тебя в разные стороны.
Настало лето. Йоаким получил трехнедельный отпуск, и в середине июля они загрузили машину и отправились в зеленый домик в Тисвилле-Хайн. По дороге царило опасливо-радостное настроение. Своего рода надежда на перемены. Время близилось к полудню, солнце припекало. Якоб сидел в детском сиденье, с голыми ножками, в голубой кепочке на голове; Дитте и Сюзанна — в пиратских брюках и сине-белых полосатых майках, все они выглядели до того очаровательными и свежими, что сердце Йоакима начало оттаивать. Беру себя в руки, думал он. Хватит играть обиженного и дуться по мелочам. Если она опять напустится на меня, я запросто обезоружу ее — улыбкой. Против доброго смеха никто не устоит. Главное сейчас — хороший летний отдых.
У Хельсинге они свернули с магистрали и, проехав несколько километров, заметили на стоянке пожилую женщину, которая продавала клубнику. Дитте радостно вскрикнула, и в последнюю минуту Йоаким успел зарулить на стоянку.
— Купим ягод, — сказал он. — Есть желающие составить мне компанию, а заодно размяться?
Дитте вызвалась пойти с ним. Сюзанна осталась в машине. Йоаким распахнул обе дверцы — пусть салон проветрится — и вместе с Дитте направился к торговке. Вокруг никого больше не было. Торговка устроилась на складном стуле возле столика, заставленного лотками с клубникой. Под ногами у нее громоздились пустые лотки и плоские деревянные ящики. Крупная, тучная, она сидела сгорбив плечи, в серовато-голубом нейлоновом платье с длинным рукавом, в плетеных туфлях без каблука. Лицо в морщинах, волосы седые. С виду точь-в-точь батрачка начала минувшего века. Она явно не понимала, о чем толкуют Дитте и Йоаким, выбирая самые лучшие ягоды, но, когда они спросили о цене, ответила:
— Двадцать пять крон.
— Ты здесь каждый день сидишь? — поинтересовался Йоаким. Ему пришлось повторить вопрос несколько раз, в итоге он даже исковеркал грамматику, в надежде, что так она скорее
Дитте прыснула, а женщина кивнула, протянула руку и не глядя взяла деньги.
— Каждый день, — твердо сказала она, быстро открыла толстый кошель на поясе и спрятала купюры.
Йоаким с Дитте забрали ягоды, сели в машину, пристегнули ремни.
— Вы чего так долго? — спросила Сюзанна. — Мы чуть не расплавились от жары.
Йоаким не ответил. В зеркале заднего вида он увидал двух парней, шагавших по противоположной обочине. Один — высокий, худой; второй — пониже ростом, но крепко сбитый. Несмотря на жару, оба в длинных темных брюках и блузах. Они пересекли шоссе, направились на автостоянку. Пружинистая походка, решительные движения. Торговка тоже заметила парней, проворно вскочила и принялась складывать штабелем пустые ящики, валявшиеся под ногами. Йоаким вдруг сообразил, что у нее нет ни автомобиля, ни велосипеда. Кто-то высадил ее на стоянке, в незнакомом мес те, окруженном ельником и полями, и теперь она ждет, когда ее заберут отсюда, с пустыми ящиками и набитым кошельком.
— Чего ты ждешь, Йоаким? — раздраженно спросила Сюзанна. — Почему не едешь?
— Ну-ка, посмотри назад, — сказал он.
— Зачем? — буркнула она, но все-таки оглянулась, бросила быстрый взгляд в заднее стекло. Снова повернулась к нему, со вздохом проговорила: — Езжай, Йоаким.
Он включил мотор, однако по-прежнему медлил.
— Что-то здесь не так, — сказал он, сызнова поправляя зеркало заднего вида.
Тут у Сюзанны лопнуло терпение.
— Черт побери, с меня довольно, Йоаким! — взорвалась она. — Ну что за больная фантазия! Вечно тебе мерещатся неприятности. И они есть, причем именно тут, в машине. Ты на нас посмотри! Мы же вот-вот сваримся заживо!
Дитте съежилась на сиденье рядом с Йоакимом, Якоб расплакался.
— Ребенок обезвожен! — завопила Сюзанна. — Ты что, убить нас всех задумал? — Она с силой хлопнула себя по коленкам. — Езжай сию минуту!
Йоаким напрочь забыл, что дал себе слово улыбаться, и поспешно вырулил на шоссе. Через пятнадцать-двадцать метров они оказались на вершине холма, и в зеркале заднего вида был теперь только серый асфальт дороги. Да белые разделительные полосы.
9
За минувший год они бывали в летнем домике только наездами, по воскресеньям, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. Лес тем временем не замедлил вторгнуться в сад. На темной, поросшей мхом лужайке поднимались елочки, буки, березки, знакомые старые деревья казались огромными и чужими, даже дом выглядел каким-то замкнутым и неприступным. Йоаким настежь распахнул двери и окна и принялся выгружать из машины багаж. Дитте сразу убежала туда, где, как ей показал Йоаким в один из прошлых приездов, росла земляника, а Сюзанна с Якобом на руках уселась на лужайке в кресло и с глубоким вздохом закрыла глаза. Скоро она уже спала. На участке воцарился мир и покой. Где-то в зарослях елок куковала кукушка, лесной голубь, хлопая крыльями, вспорхнул с дерева и тотчас сел на соседнее. Йоаким убрал провизию в шкафы, разложил белье по ящикам комода. Места в доме хватало для всех. У Дитте была наверху своя комнатка с кроватью, шкафом, небольшим столиком и даже зеркалом в узкой пластиковой рамке. Он купил дом с мебелью и, хотя никогда не дорожил этими вещами, так и не собрался заменить их новыми. На участке всегда было полно работы, и замену мебели он откладывал на потом, подсознательно растягивая предвкушение радости, ведь так замечательно ходить потирая руки, прежде чем взяться за дело. В гостиной, поблескивая сучками, красовался лакированный сосновый стол с закругленными краями, окруженный четырьмя темными мореными стульями, а кроме того, черный кожаный диван и палисандровый журнальный столик. Стены обтянуты джутовой тканью. В шкафах — расписанный лютиками кофейный сервиз фирмы «Бинг и Грёндаль», дюжина бежевых тарелок польского фарфора и целая батарея стаканчиков из-под горчицы. Жуткая безвкусица, к которой он тем не менее привязался, потому что здесь действовали совсем другие правила, не те, что в городской квартире.