Азбука жизни: вспоминая Советский Союз
Шрифт:
Мотоциклы негласно подразделялись и по возрастным категориям: так серьезные мужики ездили на тяжелых «Уралах» и «Днепрах», в крайнем случае, на «Ижах-Юпитерах» с колясками. Немолодым и пенсионерам отводились «Восходы», а также семейство «гибридов» мотоцикла с мопедом - мотороллеры, которые сегодня называют скутерами. Юных и дерзких привлекали модели позволявшие раскрыть и проявить свой характер.
Самыми доступными были мотоциклы «Минск», которые за неизменно красный цвет, легкость и прыгучесть тут же прозвали «макаками». Они были недорогими, не слишком мощными и не особо притязательными, но идеально подходящими для вчерашней детворы: надежными, неприхотливыми, неубиваемыми. Перед знатоками на них, конечно, не покрасуешься, но ощутить себя
Тем, для кого ветер за спиной приравнивался к крыльям свободы и мыслился смыслом жизни, требовались аппараты посерьезнее, наподобие чешской «Явы» или ставшего культовым с момента первого выпуска в 1974 году мотоцикла «ИжПланета-Спорт», которого за скорость, мощность и зловещий рык окрестили «псом».
Окрашенный в яркие, агрессивные тона, с японским карбюратором 32 лошадный «пёс» разгонялся до 100 км/час за 10-12 секунд и запросто «рвал» всех конкурентов и на улицах города, и на трассе. Оттого очень скоро он стал головной болью и для сотрудников ГАИ, и для травматологов: совладать с неукротимым характером «пса» могли далеко не все лихачи, и статистика ДТП с участием «ИжПланеты-Спорт» была неутешительной. Не случайно бесчисленные дворовые песни под гитару постоянно обыгрывали тему несчастной мотоциклетной судьбы:
Алое солнце встаёт вдали,
Мотоциклист лежит в пыли.
Не шелохнется озёрная гладь,
А из-под шлема выбилась прядь.
Рядом девчонка, все руки в крови
Словно от солнца алой зари...
Может быть, поэтому технические характеристики «ИжПланеты-Спорт» были вскоре снижены.
Мотоцикл советской эпохи был много большим, чем транспортное средство. Его значение можно сравнить со станком, медленно, но верно вытачивающим характер, прививающий самостоятельность и ответственность, на глазах превращающий мальчишек в мужчин. Не случайно характер киногероев той поры так любили подчеркивать двухколесным другом. Достаточно вспомнить фильм «Ночной мотоциклист» 1972 года с эталонным Николаем Олялиным.
Кто провел юность на «стальном коне», никогда не забудет из того времени даже мельчайших деталей. Эти чувства сильны, как первая любовь, и вызывают вихрь воспоминаний, как служба в армии. Не случайно, что скорость в чистом виде и полет духа, который она передает человеку, можно почувствовать только на мотоцикле.
Н - Наполеон
Советских людей объединяли две отличительные черты: искреннее сочувствие к любому человеку, которое соседствовало с жизнеутверждающей ироничностью. Поэтому без вины виноватого жалели, а обуреваемого гордыней и самомнением выскочку -высмеивали. Не от этого ли особенного, сформированного суровыми реалиями XX века мироощущения, любимым и самым массовым лакомством в Советском Союзе стал торт «Наполеон», а большинство сумасшедших также предпочитали себя видеть в роли императора, испытавшего на себе превратности судьбы?
Однако в этих внешне незамысловатых проявлениях наполеономании можно разглядеть черты национального характера, услышать живое эхо событий, сотрясавших и определявших жизнь и быт нашей страны.
Из реального исторического персонажа в персону мифологическую Наполеон превращался весь XIX век. Его то воспевали, то высмеивали, то превращали в персонаж басен, пока из этой гремучей смеси Гоголь не вывел образ нового Наполеона - проходимца Чичикова.
Так бы в нашем сознании Наполеон и остался нарицательным
Но если непременные наполеоновские замашки и образчики «сверхчеловеков» были доступны и формировались из бульварного чтива, то все остальное «комильфо» стоило немалых денег и было обывателям трудно достижимо.
Тогда снова вступают в силу законы победившего капитализма: и магазины, лавочки и даже лотки заполняются продукцией «наполеоновского» качества по весьма приемлемой цене. Питейные заведения предлагают бросовые горячительные напитки с именем императора, суконщики - наполеоновский драп и кашемир, сапожники, разумеется, обувь наполеоновской выделки, парфюмеры - одеколоны и туалетную воду.
Разумеется, в стороне не остались и кондитеры, придумавшие уникальный рецепт многослойного торта на любой вкус и кошелек. Поменял ингредиенты - вот и получилось то же самое, что и на столе у господ, только коробочкой попроще. Дешево и сердито. Как говорится: «Гуляй, рванина, от рубля и выше! Рядись в Наполеоны!»
В те годы фельетонисты много и с удовольствием издевались над мещанами, внезапно обретшими вкус к французскому императору. Отголоски этой насмешливости стало знаменитое изречение «Пустите Дуньку в Европу!» из пьесы «Любовь Яровая» (1926г.).
Это наполеоновское поветрие, замешанное на жажде наживы и стремлении красиво жить, закончилось с началом Первой мировой войны и неожиданно вернулось, хотя и весьма в урезанном виде, во времена НЭПа, когда прошедшие через голод и лишения люди вдруг вспомнили о необыкновенно вкусном и сытном довоенном торте «Наполеон».
В начале 1920-х годов прошлого века популярность его была столь высока и повсеместна, что куски этого слоеного кондитерского чуда можно было приобрести и в лучших столичных ресторациях, и в рабочих столовых, и в университетских буфетах... И даже у бабушек, торговавших «Наполеонами» на каждом углу, наравне с семечками и самодельными сахарными петушками. Правда, ингредиенты все так же разнились: вместо масла в дело шел маргарин или какой иной жир, вместо яиц - клейстер из муки, вместо меда и сахара. Да кто об этом думал и спрашивал, когда можно было запросто, за пару гривенников ощутить изысканный вкус дореволюционного комильфо!
С тех пор торт «Наполеон» стал излюбленным советским десертом, неведомой для многих, но все-таки существенной ниточкой в прошлое, сочетавшим в себе «русские блины с французским кремом».
По одной из версии своему происхождению «Наполеон» обязан русским блинам, которые на Масленицу 1813 года стопкой выносили пленным французам. И это зрелище было настолько ошеломляющем, что возвратись из плена домой бывшие наполеоновские солдаты принялись экспериментировать и переиначивать стопку русских блинов на свой лад, пока Европу повсеместно не покорили «тысячеслойные торты».
Выходит, что любовь к «Наполеонам» есть ни что иное, как привязанность к своим блинам, только выпеченным по европейской рецептуре! Да и наши местные «наполеоны» не имеют ничего общего с их «бонапартами», а очень похожи с такими литературными персонажами как Павел Иванович Чичиков, Остап Бендер, или обаятельными и слегка дурковатыми антигероями Гайдаевской «Бриллиантовой руки». Одним словом, рядиться в Наполеоны означало добровольно записаться в городские сумасшедшие. Потому как гордыня и болезненное самомнение у советских людей считалось неоспоримым симптомом помешательства: тихого или буйного. А уж в соответствии с поведением пациента назначалось и лечение. Помните, как в кинофильме «Иван Васильевич меняет профессию»? Тогда люди действительно верили, что советская медицина непременно вылечит и вернет обществу всех: будь ты Наполеоном или самим Бонапартом!