Азеф
Шрифт:
Взрыв был настолько сильным, что тело разорвало на мелкие части. Полиции попала в руки только маленькая точеная дворянская ладонь. Об этой крохотной ладони было объявлено в газетах; это окончательно убедило боевиков, что речь идет именно о их товарище.
ЭНДШПИЛЬ
Итак, Азеф отправился в Киев.
Он выговорил своим товарищам за попытку затеять нелепое и никому не нужное покушение на Клейгельса — единственно, чтобы подтвердить свое, БО, существование. Он поднял их совсем уж упавший после гибели Покотилова дух:
«…Вы должны быть готовы ко всяким несчастиям. Вы должны быть готовы к гибели всей организации до последнего человека. Что вас смущает? Если нет людей, — их нужно найти. Если нет динамита, его необходимо сделать. Но бросать дело
117
Там же. С. 44.
Но возвращаться к прежним планам было поздно. Извозчики уже распродали свои пролетки. Решено было всем собраться в Харькове на совещание.
Новый план Азефа был таков.
Продолжать уличные наблюдения (два «папиросника», в том числе Каляев, два «извозчика» — Дулебов и Мацеевский). Купить автомобиль (характерный план: инженер Азеф имел такую же слабость к новейшей технике, как фармацевт Гершуни — к ядам). Владельцем машины должен был числиться «барин» Савинков, которому предстояло поселиться в Петербурге с Дорой Бриллиант (женой или содержанкой) [118] , Сазоновым (лакеем) и ветеранкой-народоволкой Прасковьей Семеновной Ивановской (прислугой). Учиться на шофера поручали Боришанскому.
118
Между прочим, эта роль (и участие в БО) предлагалась Марии Селюк. Она отказалась.
План приняли, хотя Савинков к идее стрельбы (или метания бомб) из автомобиля отнесся скептически. Он был за пеших метальщиков («автомобиль скорее привлечет внимание полиции»).
Савинков и Дора поселились на улице Жуковского, 31. Жили вольготно и были у соседей на отличном счету. Савинков выдавал себя за англичанина, представителя велосипедной фирмы. «Холуи» вели наблюдения, успешно и с увлечением вживаясь в свои роли.
Вообще у Азефа, страстного театрала, был, несомненно, не только актерский, но и режиссерский талант. Он знал, шестым чувством знал, кто для какой роли создан. И люди действительно вживались в роли, преображались, реализовывали свои скрытые черты. Интеллигентная Ивановская становилась заправской торговкой семечками, «угловой жилицей», а потом — кухаркой; строгая и печальная, все еще оплакивавшая Покотилова Дора — бывшей певичкой из Буффа, пошедшей на содержание; поклонник Бальмонта Каляев — деловитым и набожным торговцем вразнос; по-старообрядчески истовый студент-отличник Сазонов — разбитным лакеем Афанасием. А Савинков — ну, он был просто создан для роли состоятельного джентльмена, надменного англичанина-инженера, мистера Мак-Куллоха. По-английски он не знал ни слова, но это же мелочь. Житейский театр жил по своим законам, действие понемногу двигалось к кровавой развязке. К катарсису, так сказать…
Азеф тем временем опять исчез из виду. Он действительно посещал свою больную мать во Владикавказе. В письмах Ратаеву он обсуждал начавшуюся войну с Японией, гибель адмирала Макарова…
И тут же:
«Что касается революционера в Северной гостинице, то, несмотря на их (примет. — В. Ш.) подробность, я не могу припомнить, встречал ли я такового. Вообще трудно по одним наружным приметам восстановить личность. Было бы хорошо знать, по какому паспорту он жил и остались ли какие-нибудь бумаги у него. Вообще вся эта история очень странная. Очень нелепо приехать из-за границы (судя по платью, из Женевы, Монтрё) в петербургскую гостиницу производить опыты с взрывчатыми веществами. Не должно ли было состояться на следующий день покушения?.. Во всяком случае — это очень счастливый случай — с одной стороны, не было покушения, с другой — это нагонит страх на революционеров, они будут
119
Письма Азефа. С. 97–98.
«Опыты с взрывчатыми веществами» вел теперь Швейцер, с помощью некоего рекомендованного ему Азефом инженера.
Сам глава БО, у которого было теперь два паспорта, позволявших ему путешествовать, не спросясь своих полицейских нанимателей, побывал в Женеве и привез оттуда новые деньги на «акт». Прибыв в Петербург, он проинспектировал работу своих подчиненных. Савинков не купил автомобиль. Азеф был недоволен, но тут оказалось, что шлемазл [120] Абрам так и не научился водить — и вопрос снялся сам собой.
120
Неудачник, недотепа (идиш). Здесь этот термин, кажется, к месту.
Тем временем наблюдателям удалось выяснить довольно много подробностей о Плеве, о его передвижениях по городу.
В летние месяцы двор переезжал в Царское Село — теперь Плеве ежедневно ездил туда с докладами. Ездил на поезде (перенесем это в наши дни — картина получается фантастическая: министр ездит к царю с докладом на «электричке»; но это было быстрее и удобнее, чем конный экипаж, а автомобиль оставался экзотикой). С июня 1904 года Николай жил не в Царском, а в Петергофе. Плеве ездил теперь не к Царскосельскому, а к Балтийскому вокзалу, по Измайловскому проспекту и Обводному каналу. В этой, не самой презентабельной части города затеряться в толпе и не попасться на глаза филёрам было гораздо легче, чем на Фонтанке, не говоря уже о Дворцовой площади. Даже чем на Аптекарском острове, куда сам министр переехал на дачу с наступлением теплой поры. Террористы внимательно изучили не только его маршруты, но и особенности его экипажа, знали в лицо его кучеров и охрану.
Беда была в другом — как подойти к карете? Каляев предлагал метальщика-камикадзе, бросающегося под копыта лошади (в этой роли он видел, естественно, себя самого). Надо сказать, что для Азефа это был самый выгодный вариант: террорист-самоубийца не расскажет лишнего. Но вождь БО доверял своим людям и не хотел демонстрировать беспощадность. («Если можно добежать до лошадей, значит, можно добежать и до кареты, — значит, можно бросить бомбу и под карету или в окно».) В начале июля к группе присоединился еще один человек: двадцатилетний земляк и друг Боришанского, Леон (Лейба Вульфович) Сикорский. (Оба они были из ремесленников Гродненской губернии. Как и Азеф.)
Полиция не беспокоила боевиков, кроме одного случая. Савинков и Дора заметили слежку за домом. Оказалось, однако, что следят не за ними, а за помощником присяжного поверенного Трандафиловым.
Ратаев, комментируя это место в воспоминаниях Савинкова, поясняет, что следили за инженером по наводке Азефа. Ратаев потом считал, что это была последняя попытка его агента предупредить теракт:
«Расчет Азефа был, вероятно, таков, что, следя за Трандафиловым, наблюдение наткнется, не может не наткнуться на Сазонова и Савинкова, в особенности на последнего, вся прежняя деятельность которого протекла в Петербурге» [121] .
121
Провокатор. С. 171.
Какая деятельность? Рядового члена социал-демократического кружка? Шесть лет назад? И, конечно, филёры должны были опознать его в блестящем англичанине-инженере, как же иначе.
Б. Николаевский указывает на ошибку Ратаева: письмо Азефа с упоминанием Трандафилова датируется 24 июня (7 июля). В это время квартира на Жуковского уже «ликвидировалась», Савинкова в ней не было. Значит, за Трандафиловым следили раньше, по какому-то другому поводу. Азеф знал об этом от Савинкова и на всякий случай тоже упомянул в письме своему патрону имя инженера. Зачем?