Азенкур
Шрифт:
Дородный голландец, дождавшись конца молитвы, вставил выскобленный стержень пера в узкое отверстие на казенной части и через медную воронку наполнил стержень порохом, затем еще раз окинул взглядом пушку и, отступив в сторону, протянул руку за тонким зажженным фитилем. Священник — единственный, кроме канониров, кто оставался рядом с пушкой, — осенил ее крестом, наскоро пробормотав благословение, и главный канонир поднес фитиль к стержню с порохом.
Пушка взорвалась.
Вместо того чтобы послать каменное ядро во французские осадные укрепления, она исчезла в мешанине дыма, рваного железа и развороченной плоти. Пятерых
— Сегодня после заката, Смитсон, встретимся в церкви Сен-Антуан-лё-Пти, — бросил он сквозь кровавую дымную вонь. — Приведите всех лучников.
— Да-да, сэр, конечно, — еле слышно ответил сентенар, не в силах отвести глаза от остатков пушки — распавшегося дула и порванной в дымящиеся клочья казенной части.
У ног Хука, рядом с куском железного обода, валялась чья-то рука. От пушкарей, нанятых бургундцами за большие деньги, остались лишь кости. Мессир де Бурнонвиль, не замечая ошметков мяса, налипших на окровавленный налатник, перекрестился. Со стороны французов донеслось издевательское улюлюканье.
— Нужно приготовиться к штурму, — закончил сэр Роджер, словно не видя кровавого ужаса вокруг.
— Разумеется, сэр Роджер, — отозвался Смитсон, соскабливая с ремня вязкую массу. — Хваленые голландские мозги, — с омерзением буркнул он, отбрасывая комок вслед удаляющемуся сэру Роджеру.
Сразу после заката сэр Роджер в сопровождении трех латников, носящих его герб, явился в церковь Сен-Ан-туан-лё-Пти, где собрались лучники Суассона — англичане и валлийцы. Хотя накидку ему успели постирать, кровавые пятна еще слегка проступали на зеленой ткани. Сэр Роджер, храня все то же презрительное выражение лица, встал перед алтарем в неверном свете тусклых оплывающих свечей, вставленных в скобы церковных колонн.
— Ваше дело защищать брешь, — начал он без предисловий, как только восемьдесят девять лучников уселись на полу. — Когда враг пойдет на приступ, не известно. Могу лишь сказать, что скоро. Полагаю, вам под силу отразить штурм.
— Конечно, сэр Роджер, — почтительно отозвался Смитсон. — Можете на нас положиться.
При звуке его голоса длинное лицо сэра Роджера дернулось. Среди англичан ходили слухи, что их командующий взял у итальянских банкиров крупную ссуду в надежде унаследовать поместье от дяди, однако земли отошли кузену, и сэр Роджер остался должен неумолимым ломбардцам целое состояние. Поступая на службу к герцогу Бургундии, он, видимо, надеялся захватить в плен богатого французского рыцаря и взять за него выкуп.
— Если вы не удержите противника за пределами города, — продолжал он, — вам надлежит собраться здесь, в этой церкви.
Лучники в недоумении переглянулись, кто-то нахмурился. Если враг прорвется сквозь брешь и одолеет возводимые за ней укрепления — им положено укрыться в крепости.
— Сэр Роджер… — осмелился было Смитсон.
— Я не просил задавать вопросы, — отрезал тот.
— При всем уважении, сэр, — продолжал Смитсон настойчиво, но почтительно, — в крепости ведь безопаснее?
— Вы соберетесь здесь, в церкви! — жестко отчеканил сэр Роджер.
— А почему не в крепости? — вызывающе крикнул кто-то рядом с Хуком.
Сэр Роджер, окинув глазами полутемную церковь, смельчака не разглядел, однако все же снизошел до ответа.
— Горожане нас ненавидят, — проронил он. — По пути к крепости вас могут перебить на улицах. Церковь стоит неподалеку от бреши, прячьтесь здесь. — Он помедлил. — Я постараюсь добиться для вас перемирия.
Повисла неловкая тишина. В чем-то сэр Роджер был прав: Суассон населен французами, которые верны своему королю и ненавидят бургундцев, а еще пуще — англичан, и лучникам по пути в крепость не избежать нападений.
— Перемирие, — неопределенно произнес Смитсон.
— Французы воюют с Бургундией, — добавил сэр Роджер. — Не с англичанами.
— Вы будете с нами, сэр Роджер? — выкрикнул кто-то из лучников.
— Разумеется. — Сэр Роджер помолчал, однако вопросов больше не последовало. — Сражайтесь достойно, — холодно добавил он, — и помните, что вы англичане!
— Валлийцы, — вставил кто-то.
Сэра Роджера ощутимо передернуло. Не проронив больше ни слова, он в сопровождении троих латников вышел из церкви. Стоило ему ступить за порог, как поднялся возмущенный гул: церковь Сен-Антуан-лё-Пти, пусть каменная и прочная, все же не могла равняться с крепостью, хоть та и стоит на другом конце города…
Хук не представлял, каково будет добраться до убежища, если французы прорвутся сквозь разрушенный вал, а горожане перекроют улицы. Он взглянул на настенную роспись, где мужчины, женщины и дети сваливались в ад. Среди душ, осужденных на мучения, были священники и даже епископы, и вся толпа с воплями и криком низвергалась в огненное озеро, где уже ждали злобно ухмыляющиеся черти с острыми трезубцами.
— Случись тебе попасть к французам — позавидуешь тем, кто в преисподней, — бросил ему Смитсон, проследив взгляд Хука. — Если французские сволочи нас схватят, нам только и останется молить Бога о тихой жизни в мирном аду. Поэтому запомните все! Мы бьемся на баррикаде, а если все идет к чертям — прячемся здесь.
— Почему здесь? — выкрикнул кто-то.
— Потому что сэр Роджер знает, что делает, — ответил Смитсон без малейшей уверенности в голосе и тут же подмигнул: — А кто обзавелся подружкой, не забудьте прихватить с собой! — Он почмокал мясистыми губами. — Не оставлять же наших крошек на улице, где по ним пройдется добрая половина французской армии, а?
На следующее утро, как обычно, Хук глядел через Эну на лесистые северные холмы, откуда осажденный гарнизон ожидал бургундское подкрепление. Подкрепления не было. Огромные каменные ядра, со свистом перелетавшие через сожженное дотла предместье, били в осыпающуюся стену, поднимая облака пыли, которая оседала на реке бледно-серыми пятнами. Каждое утро Хук вставал до рассвета и шел в собор, где, преклонив колена, молился. Его предупреждали, что ходить в одиночку опасно, однако жители Суассона не мешали. То ли побаивались его роста и силы, то ли уже привыкли к тому, что он, единственный из лучников, ходит в собор ежедневно. Он оставил молитвы святым Криспину и Криспиниану — ведь обоим больше пристало заботиться о горожанах, своих земляках, — и молился теперь Деве Марии, носящей то же имя, что и его мать: просил у нее прощения за смерть девушки, погибшей в Лондоне.