Азенкур
Шрифт:
— Знаешь, кто это, Хук? — шепнул сэр Эдвард.
Знать было неоткуда, но догадаться ничего не стоило: перед Хуком впервые в жизни предстал граф Честерский, герцог Аквитанский и правитель Ирландии — Генрих, милостью Божьей король Англии.
А по мнению тех, кто притязал на знание путаных тенёт монаршего родословия, — еще и король Франции.
Языки огня коснулись второго предводителя еретиков, тот закричал. Король Англии, пятый по имени Генрих, спокойно наблюдал, как душа лолларда отправляется к чертям.
— Ступай, Хук, — тихо велел сэр Эдвард.
— Почему?..
— Потому что лорд Слейтон не хочет твоей смерти. Ты, вероятно, слышал Божий глас, а нам как никогда нужна Его милость. Особенно сегодня. Так что не медли.
И Николас Хук, лучник и законопреступник, двинулся в путь.
Часть первая
Святой Криспин и святой Криспиниан
Глава первая
Река Эна медленно вилась по широкой равнине, окруженной невысокими лесистыми холмами. Стояла весна, всюду буйствовала яркая молодая зелень. Длинные гибкие водоросли колыхались в воде там, где река сворачивала к Суассону.
Город состоял из стен, собора и замка — он служил крепостью для охраны Фландрской дороги, ведущей из Парижа на север. Теперь его заняли враги Франции. Одежду крепостной стражи украшал червленый крест Бургундии, над замком развевался пестрый флаг бургундского герцога — лев в малом щите посреди золотых королевских лилий и бургундских полос.
Лев воевал с французскими лилиями, но Николас Хук в этом не разбирался.
— Не понимаешь — и ладно, тебе-то что, — отмахнулся от него Генри из Кале еще в Лондоне. — Французы дерутся между собой, и одни нам платят за то, чтоб мы били других. Мое дело — набрать лучников и послать на войну. А твое дело — убивать кого там скажут. Стрелять можешь?
— Могу.
— Поглядим.
Стрелять Ник Хук умел, потому-то и стоял теперь на крепостной стене Суассона под флагом со всеми его полосами и лилиями. Он понятия не имел, где лежит Бургундия, он знал только, что ею правит герцог по имени Иоанн Бесстрашный, который приходится кузеном королю Франции.
— Король у французов помешанный, — говорил в Англии Генри из Кале, — шальной, что твой полоумный хорек. Примерещилось ему, будто он из стекла. Сидит теперь и дрожит: а ну как толкнут и разобьют в осколки? Репа у него вместо башки, куда ему воевать против герцога — у того-то голова на месте.
— А за что воюют? — спросил Хук.
— Я-то почем знаю? Мое, что ли, дело? Мне главное — чтоб денежки от банкиров герцог получал вовремя. Держи. — Он бросил на стол харчевни кошель с серебром.
В то лондонское утро на Госпитальном поле за Епископскими воротами Хук выпустил шестнадцать стрел в соломенный мешок, болтающийся на сухом дереве за полторы сотни шагов. Стрелял он быстро, едва успеть досчитать до пяти между стрелами, — и дюжину всадил точно в цель, остальные четыре задели мешок по краям.
— Сгодишься, — проворчал тогда Генри из Кале.
Серебро Хук спустил еще в Лондоне. Вдали от дома, без единого знакомого лица рядом, он чувствовал себя потерянным и не задумываясь тратил монеты на пиво и шлюх, а за остаток купил сапоги, развалившиеся задолго до Суассона. Море он видел впервые и едва верил своим глазам, а когда позже силился его припомнить, то представлял себе озеро, только бескрайнее и бурное, несравнимое с прежде виденными водами.
Хука и дюжину других стрелков встретили в Кале двенадцать латников в накидках с бургундским гербом. Королевские стражники в Лондоне носили одежду с такими же лилиями, и Хук подумал, что здешние латники — англичане. Однако язык их оказался не понятен ни Хуку, ни его товарищам.
До Суассона добирались пешком: денег на коней, о которых каждый лучник мечтал в Англии, ни у кого не было. Путь сопровождали две конные повозки, нагруженные запасными луками и толстыми пучками стрел.
Компания подобралась странная — старики, хромые, большинство пьянчуги.
— Собираю самых подонков, — поведал Хуку Генри из Кале еще в Лондоне. — А ты-то выглядишь молодцом, парень. Что натворил?
— Натворил?
— Ну, ты же здесь! Значит, преступник?
— Кажется, — кивнул Хук.
— Кажется? Тут уж либо да, либо нет. Что натворил?
— Ударил священника.
— Да-а? — Угрюмый лысый здоровяк Генри даже слегка удивился, затем пожал плечами. — С церковью нынче не шутят, парень. Эти вороны в рясах жгут всех подряд, и король тоже. Молод, да крут наш Генрих. Видел его?
— Однажды.
— Заметил на лице шрам от стрелы? Ударила в щеку и не убила! Видать, он тогда и решил, что Бог ему лучший друг и Божьих врагов надо жечь… Ну да ладно, завтра поможешь забрать стрелы из Тауэра, а потом тебе на корабль — и в Кале.
Так Николас Хук, лучник и преступник, оказался в Суассоне, где ему выдали накидку с красным бургундским крестом и поставили на городскую стену.
Всеми англичанами, нанятыми для службы бургундскому герцогу, командовал сэр Роджер Паллейр — спесивый латник, редко снисходивший до стрелков. Его приказы обычно передавал сентенар по имени Смитсон, облюбовавший таверну «L'Oie» — «Гусь», где проводил все время.
— Нас тут ненавидят, — с самого начала предостерег он новоприбывших. — Не хотите получить нож в спину — ночью поодиночке не шляйтесь.
Несмотря на то что солдаты в крепости были бургундцами, жители Суассона хранили верность своему безумному королю, Карлу VI Французскому. Хук, даже после трех месяцев жизни в крепости не различавший бургундцев и французов, не понимал их вражды: и говорят на одном языке, и герцог бургундский не только кузен сумасшедшему королю, а еще и тесть французскому дофину…