Азиатская Европа (сборник)
Шрифт:
Новые языки в Европе — это тоже след инквизиции.
Речь идет о культуре, которая шла на смену старой, тюркской… Пес, избавитель Италии, не случаен у Данте, он победит тюркскую волчицу, мешающую общественному устроению. Ты должен выбрать новую дорогу, говорит поэт в «Божественной комедии», но чтобы одолеть волчицу и подняться на отрадный холм, требуется посетить загробный мир — ад и чистилище, а это вновь алтайский сюжет, он много раз встречался в эпосе Алтая и хорошо известен исследователям.
Все переплеталось, и ничего не пропадало, вот что отличало папскую инквизицию. В кострах горели, не сгорая.
Образы, взятые Данте, очевидны… Известно же, что «варвары» в свое время переделали символ Рима — капитолийскую волчицу, они поменяли фигурки, напоминавшие младенцев. Убрав «все лишнее», памятнику придали знаменитость и узнаваемые поныне очертания фигур Ромула и Рема. То была капитальная работа по реконструкции символов Рима, после ее завершения памятник уже не называли «римским». Ромула, основателя Рима, назвали по-тюркски — царем (кесарем).
А в псе-избавителе, скорее всего, Данте вывел монахов-доминиканцев, с которыми европейцы связывали свои тогдашние надежды.
Не все понимали замысел Церкви, задумавшей преобразить Европу. Были жертвы. Много жертв. Кровавых и жестоких. Инквизиция — это все-таки еще и политика, она, словно наводнение, все сметала на пути, давая начало новой жизни. Европейцы, как могли, вычищали себя! И делала ту грязную работа, разумеется, не Церковь, а светская власть. Духовенство не проводило казни, оно устраивало их, чтобы спасти остальных.
Тюрки-европейцы, не пожелавшие быть примерными католиками и забыть родной язык, объявлялись еретиками. То были упрямые из упрямых, они не могли поступить иначе, сами обрекали себя на худшее, шли на самоуничтожение. То была удобная форма расправы над самим собой, чем тут же воспользовались другие, и король Людовик Святой в их числе. Еще бы, инквизиторы получали состояние жертвы, потому что дети еретиков лишались прав на звания, имущество и почести.
Вот почему аристократы подвергались гонениям первыми: они были и самыми упрямыми, и самыми богатыми. Замки и поместья пустели, в эпоху инквизиции исчезли рыцари и рыцарство как образ жизни, отличавший тюрков, ведь то было общество, жившее по закону орды.
Исчезли они не из-за проигрыша татарам, их одолели монахи, давно враждовавшие с рыцарями. То была вражда аристократа и простолюдина, который взял в руки власть. Опять тюрк против тюрка. Крест ли, меч ли был в их руках, все равно. Не случайно именно простолюдины рвались в орден доминиканцев. Иных сюда толкала возможность подпортить жизнь прежним хозяевам. То было очень мрачное время, когда религия превращалась в оружие проходимцев, желавших запустения замков и поместий, ибо они, мол, были источниками «тюркской заразы» и ереси на Западе. В каждой епархии появился даже специальный епископ, ведавший только делами инквизиции, ему помогали светские люди, из числа особо доверенных Церкви.
Аппарат репрессий рос у всех на глазах. И это не пугало.
Новая кровь пролилась в 1229 году. То был пробный шар, но еще не настоящая инквизиция. Пострадал юг Франции, поместья которого «кишели ересью», там вслух, громко говорили о священной войне Чингисхана, о желательности его прихода в Европу. Те слова, как показало время, были пророческими.
Тогда, 1229 году, Церковь орудовала руками рыцарей-крестоносцев, монахи пока не обрели силу. Орден доминиканцев лишь примерял на себя монашеские сапоги… Удар пришелся на владения герцога Тулузского, потомка Аттилы. «Выгоните его, — кричал папа, — и его сторонников из замков, отнимите у них земли, пусть правоверные католики займут владения еретиков». В словах папы и крылся ответ на иные тайны инквизиции. Услышав их, католики выстраивались в очередь, чтобы стать «правоверными» обладателями замков.
Сделать это было проще простого, потому что отличали «еретиков» от правоверных без особого труда. Папский легат Арнольд Амальрик сказал: «Убивайте всех подряд, Господь отличит сам своих от чужих». Надо было лишь убивать. Подряд. И много. Чтобы стать «правоверным».
Как точно подметил Ж. Майоль, в той битве «одни полагали, что сражаются за веру, хотя в действительности воевали за мирские богатства, а другие бились за то, что нельзя назвать иначе, как Родина». Именно новая Европа становилась родиной для миллионов европейцев, предки которых были с Алтая. За нее воевали они с особым ожесточением. Господь сам отличал «своих от чужих».
А еретиком могли назвать каждого. Не надо все-таки забывать итоги Великого переселения народов, которые оставались реалиями Европы: предками любого второго европейца были тюрки… О чем тут говорить, если даже слово еретик — тюркское, им называли тех, кто отвергал взгляды Церкви. По-тюркски «ереси» — «то, что следует отвергнуть». Дословно! Буква в букву.
И ордалии, появившиеся тогда, изобретение Алтая. К сожалению, то не удивляет, против тюрков действительно всюду выступали тюрки. И ничего иного, даже нового слова или новой пытки придумать они не могли. Одежда инквизитора или наряд кардинала не меняли им натуру, их мир и знания оставались прежними… Люди лишь внешне меняли себя, чтобы называться благоверными католиками, православными, мусульманами. Братья сознательно становились чужими друг другу.
Ордалии это система допроса, ее цель — выявление истины. Самый распространенный путь к истине на Алтае был через два огня: разводили два больших костра, между ними проходил подозреваемый. Обгорел, значит, виноват. Нет — Бог миловал… К костру прибегали, когда уже исчерпывались все обычные средства суда. «Божьим судом» называли его.
Практиковался также жребий, присяга, судебный поединок. Потом сюда вошло кулачное право, которое быстро получило всенародное признание. Потом — вызов на поединок, дуэль. В Европу Божий суд пришел вместе с «германскими племенами» и был только у тюрков… Все это можно прочитать у Марко Поло или Рубрука. Но самым верным считалось испытание крестом. Истец и ответчик становились у креста с поднятыми руками, кто первым опускал руки, тот объявлялся виновным.
Испытывали также освященным куском хлеба или сыра. Если кусок застревал в горле обвиняемого, тот обязан был признаться в преступлении… Был целый ритуал, который назывался «ордал» (прими сверху). Его и взяла на вооружение инквизиция, разумеется усложнив и доведя до кровавого конца, но ничего нового она не придумала. Лишь «усовершенствовала» старые приемы дознания, заменив испытание пытками.
Инквизицией католики маскировали Европу. По-человечески их действия понятны и объяснимы. Европейские тюрки искали место под солнцем, чувствуя себя обладателями своей культуры. Их новое идеологическое оружие действовало безотказно. И чаша весов стала медленно клониться в сторону Запада… Он побеждал.
Церкви надо молиться на то письмо хана Гуюка, в котором Восток отверг ее. Это письмо сделало Европу сильной! Ее уязвленная гордость заговорила во весь голос и заставила действовать.
Татары — братья, сознавали европейцы, но переселяться назад в их юрты они не спешили. Уходить от мягкого средиземноморского климата — тоже. В татарах они видели людей другой культуры, не европейской, другой природы, не средиземноморской. Значит, чужой! А в ней раздражало буквально все, даже ее правильность.
Чужие братья? Конечно. Они отличались друг от друга, как принц и нищий. Но каждый думал, что принц — это он… Чтобы назваться народом, мало говорить на одном языке, мало быть похожими друг на друга, нужна общая культура, общие мысли, а их уже не было: дух Алтая, то есть вера в Бога Небесного, стараниями католиков и ариан за века стала частью культуры Европы.