Азиатские христы
Шрифт:
«Книга Анкетиля, — продолжает Коссович, — долгое время оставалась таким образом, безусловным авторитетом для изучавших религию и гражданственность древней Персии, ибо проверить его, несмотря на то, что материалы для подобной работы представлялись в распоряжение всем и каждому, было делом необычайной трудности. Во-первых, единственный подлинник оставался ненапечатанным и пользоваться им была возможность только в Париже (неужели читатель сам не чувствует комичности этого положения? Единственную книгу, где излагалось учение современных нам индийских парсов, существовавшее 2000 лет, даже и в начале XIX века можно было найти только в Париже, а не в Индии! Но ведь это значит, что заключающиеся в ней мифы и сказания были впервые записаны для Анкетиля, обещавшего за них крупное вознаграждение,
«Но вот, — продолжал далее Коссович, — появилось сочинение датчанина Раска в немецком переводе под заглавием «О древности и подлинности Зендского языка и Зендавесты». В нем автор (посетивший те же места, где некогда был Анкетиль 60 лет назад и привезший оттуда уже более значительное, чем у Анкетиля собрание Зендских и Пеглевийских рукописей, [130] определил близкие отношения Зенда-Весты к языку Вед, и это ободрило молодого еще тогда Эжена Бюрнуфа предаться изучению Зенда по рукописям Анкетиля. Перевод этот вначале был для Бюрнуфа единственным и главным пособием. Но на первых же порах он увидел, что между Анкетилевым Зендским подлинником и Анкетилевым переводом нет ничего общего, кроме отдельных слов. К счастью, в числе рукописей коллекции Анкетиля, находился и санскритский перевод некоторых частей Зендских текстов, сделанный парсом Нарисенгом, хотя плохо знавшим санскритский классический язык и перелагавшим не с подлинника, а с так называемого Пеглевийского перевода (который, вероятно, был на самом деле подлинником) и его перевод помог Бюрнуфу.
130
Зендским языком называется язык богослужебных книг, а пеглевийским — обычный язык индустанских гебров, все равно как у нас церковно-славянский, употребляющийся в церкви, и русский, на котором говорят дома.
В 1833 году Бюрнуф издал первый том своего обширного неоконченного сочинения «Комментарий на Ясну», в котором раскрыл основные законы конструкции Зендского языка, и в этом же году вышла в свет 1-я часть сравнительной грамматики Боппа, где формы Зенда идут рука об руку с формами всех индоевропейских языков, в особенности же с формами языка санскритского. С тех пор занятия Зендом уже не прекращались в Европе.
Затем обнаружились и другие сближения.
В тридцатых годах XIX века другой авантюрист, английский офицер Ролинсон, находясь в Персии по делам службы, посетил знаменитую Бизутунскую скалу. На ней, еще по сказаниям Диодора Сицилийского и Стефана Византийского, было изображено торжество Семирамиды над покоренными ею народами. И вот, один обтесанный бок величавой скалы оказался весь усеян клинообразными надписями, с которыми Роулинсон, по словам Коссовича, не ознакомился в Европе. Он нашел, действительно, на этой скале изображения отлично сохранившиеся, но на первом их плане стояло гордое лицо царя в короне, а не женщины, и перед ним стояли его пленники. Принявшись за дешифровку письмен, Роулинсон разобрал там имена Дария и Истаспа и ему стало ясно, что скала описывала подвиги не ассириян, а победу Дария сына Истаспа над лже-Смердисом и возмутившимися областями империи, основанной Киром, о которой рассказано с такими подробностями у Геродота.
Затем он получил из Европы от Бюрнуфа его «Комментарий на Ясну» и принялся за его изучение, надеясь найти в установленных Бюрнуфом грамматических формах Зенда объяснение формам языка надписи, еще не приведенным в то время в ясность, вследствие чего новооткрытая надпись скорее была им разгадана, чем разобрана. И вдруг лексическая часть и грамматические формы этих персидских надписей, принадлежащих (по мнению тогдашних ассириологов) Ахеменидам, оказались почти тождественными с открытиями Зенда!»
«Издание Бизутунской надписи, которую можно назвать целым сочинением, подарило, — продолжает Коссович, — истории и филологии один из языков, присутствия которого в продолжение тысячелетий, никто даже и не подозревал! Всем известно дальнейшее приложение Зенд к разъяснению языков древней Ассирии и Вавилона, сделанное Роулинсоном, а затем Лаярдом и другими. Издание всех древнеперсидских надписей было повторено с дополнениями Венфеем в Германии и Юлием Оппертом во Франции. В стороне остались лишь выводы Петрашевского и Гауга, из которых первый нашел в Ведидаде кодекс «Древне-Кольского Уложения» а другой в санскритской Ригведе — подлинник зендских песнопений Зороастра».
Священные книги парсов в первой половине XIX века состояли отчасти из Зендских текстов и отчасти из переводов, парафраз и толкований их на языках Пеглевийском и Парси (хотя скептики, как я уже сказал, и могут считать именно эти переводы за подлинники). К последней категории относятся и Санскритские переводы некоторых отдельных частей Зендского подлинника (если, добавим опять, не зендские являются переводами санскритских). Кроме того, к разряду подлинных священных зендских текстов относят одно сочинение, существующее только на языке Пеглевийском (Бундегеш) и одно на языках Пенлевийском и Парси (Минсхиред). На последнем языке имеется также несколько коротеньких, по содержанию зендских, молитв, а на языке Пеглевийском несколько якобы переводных статей с Зенда, которых подлинника тоже нет.
Язык Парси, назваемый иначе Парси Зенд, представляет образец арийского наречия, среднего между Зендом и новоперсидским языком. Не то язык, который Анкетиль назвал Пеглевийским, хотя по исследованиям Шпигеля он должен был называться Гузварешским. Он грамматическими формами почти не отличается от Парси Зенда, лексическая же его часть заимствована в большом количестве у семитического языка, близкого по своему составу к библейскому. Последнее обстоятельство заставило некоторых без основания снова думать, что язык комментаторов Зенда-Весты никогда е был живым языком, и что он сочинен священниками парсов с целью закрыть его чуждыми словами и условными знаками понимание таинств их религии для людей, не посвященных в эти таинства (скорее всего просто потому, что они были сирийские миссионеры, перемешавшие свой язык с местными, менее культурными, как это и бывает всегда).
Но самый «Зенд», был ли он когда-нибудь языком не одних индусских парсов, а и иранских персов? Где первоначальная его родина? Откуда получил он это название? — спрашивает Коссович и отвечает:
— Слов Зенд и Зенда-Веста нигде нет в сочинениях, называемых нами Зендскими. Язык этих книг, так же, как язык туземных переводов их и комментариев, обязан своим названием Анкетилю. Слово зенд там значит объяснение (если не просто святой), а веста же (по-русски известия или вести), иначе апаста — значит знание в смысле религиозном, то же, что санскритское веда (русское ведание).
И вот выходит, что язык священных книг, известных под именем Зенда-Весты, не есть язык древних парсов. Даже и самого слова «парса», которым именуют себя на надписях цари так называемой «древней Персии», не встречается ни разу. Арийские индусы тоже едвали когда-нибудь носили название парсов. Называли они себя просто людьми (мартья) и охотно величали себя эпитетом «арья», значащим как на Зендском, так и на санскритском языке: благовоспитанный, благородный, достопочтенный, а в языке Вед это слово значит: преданный, верный родным постановлениям и т.д.
«Край их, — говорит Коссович, — имел уже тогда дома, селения (виси, т.е. веси), общины, города (занту) и области (дахью), очень часто упоминаемые в ней с прибавкой слова арианские (аирья), точно так же, как иноплеменные (и без сомнения, иноверные) области определяются в ней самой анайрья, т.е. называются областями людей не-арианских. Так, на надгробной своей надписи Дарий сын Истаспа называет себя: Парса Парса-путра, и Арья, Арья-Читра, что значит Перс сын Перса и Арья из (племени) Арьев, причем присутствие слов «парс сын парса» здесь очень странно, потому что персами называют персов только европейцы, а сами они именуют себя иранцами (ирани), а свою страну называют только Ираном.