Азиатский аэролит. Тунгусские тайны. Том I

Ковтун Иван Дмитриевич

Лицо Эрге утратило суровость и снисходительная улыбка тронула уголки губ.

— Простите за выражение, Сорокин, — искренне сказал он. — Вы не такой глупец, как кажется на первый взгляд.

Сорокин нахмурился и, должно быть, хотел обидеться, но, очевидно, раздумал и рассудил, что лучше улыбнуться в ответ.

Эрге подсел к лампе и, рассматривая снимки, через какое-то время спросил:

— Конечно, и копии есть?

— Есть.

— Копии пусть у вас будут, снимки я забираю.

Затем Эрге спокойно

положил фотографии в боковой карман и тихо, безразлично бросил:

— Пока что всего хорошего. Я ухожу. Напоминайте о себе иногда по телефону.

У дверей Сорокин робко пробормотал:

— Простите мою наглость, на минутку задержу… Понимаете ли, несколько неловкая просьба, я очень не люблю об этом говорить… но…

Эрге насмешливо оглядел его и резко прервал:

— Денег?

Сорокин расплылся в широкой улыбке:

— Вы угадали, но мне совсем немного.

— Напомните завтра, при мне нет денег, — сухо ответил инженер и плотно прикрыл за собой дверь.

Сорокин стоял с минуту неподвижно, с лица сползла стандартная, готовая улыбка. Злобно посмотрел на дверь, помолчал и затем беспомощно прошептал в серые доски:

— Своло-о-очь…

* * *

Покинув квартиру Сорокина на 9-й авеню, Эрге добрался на сабвее до 96-й улицы и пешком направился на знаменитую Парк-авеню — улицу миллионеров, где средняя квартира стоит более сорока тысяч долларов в год.

В ю часов он должен был встретиться с Лайстердом, чтобы окончательно договориться о патенте на свое изобретение. После утраты концессий Лайстерд бросил все капиталы на Алеутские острова. Всего за три года почти все главные участки с залежами угля, железа, меди перешли в его собственность. Лайстерд не ошибся, за последние годы его фирма стала заметным и сильным фактором на американской бирже.

Ахиллесовой пятой фирмы была удаленность островов от Америки, что чрезвычайно затрудняло своевременную доставку сырья на рынок и ложилось тяжелым бременем на рыночные цены.

Лайстерд давно мечтал о воздушной транспортной линии, но современное состояние воздухоплавания не позволяло ему осуществить эти мечты. Бесполезно было даже думать об использовании современных дирижаблей для перевозки грузов.

Грузоподъемность современного дирижабля по сравнению с грузоподъемностью парохода была мизерной. Алеутские же месторождения, по мнению Лайстерда, должны были занять в промышленности одно из первых мест, и поэтому, услышав об изобретении Эрге, он решил любой ценой заполучить его.

Да и сам Эрге не противился этому, хотя и положил про себя никому не дарить свое изобретение.

Сейчас, идя к Лайстерду, он решительно отверг первоначальный план и решил подарить, именно подарить Лайстерду изобретение, но, конечно, таким образом, чтобы от подарка получить больше пользы, чем от продажи.

Старый

морщинистый камердинер встретил Эрге ласковой улыбкой. Хитрый старик рассуждал так: раз хозяин, миллионер, привечает этого человечка, то привечает неспроста, человечек, значит, достоин того, и потому всегда и сам приветливо встречал инженера.

— Мистер Лайстерд в библиотеке, можете пройти прямо туда, — почтительно сообщил старик, принимая от Эрге верхнюю одежду.

Инженер по знакомой мраморной лестнице направился в библиотеку.

Перед темной резной (орехового дерева) дверью библиотеки Эрге на мгновение остановился, будто колеблясь. Затем решительно толкнул дверь и оказался на высоком балконе.

Внизу, у камина, увидел Лайстерда — миллионер рассматривал плакаты конструкций современных дирижаблей.

Эрге перегнулся через перила:

— Мистер Лайстерд, к вам можно?

Миллионер поднял широкое бледное лицо, густо исчерченное глубокими тонкими морщинами, и приветливо ответил:

— Прошу, друг мой, прошу.

Когда минуту назад Эрге остановился на мгновение у дверей библиотеки Лайстерда, он окончательно решил — говорить или не говорить ему о своем замысле, возникшем неделю назад, ночью, после лекции в клубе инженеров. То было единственное неопределенное место в его плане дерзкой авантюры.

Неясный замысел похищения Азиатского аэролита неожиданно возник неделю назад и за семь дней оформился окончательно, до последних мелочей. Все рассчитано и учтено. Нужны только деньги. Вначале Эрге хотел было откровенно поведать о своем замысле Лайстерду и разделить с миллионером будущую добычу. Но здесь, у дверей, план этот вдруг показался детским и наивным, и Эрге отверг его.

Инженер поздоровался и опустился в тяжелое кожаное кресло рядом с Лайстердом. Миллионер наклонился в кресле и ворошил щипцами уголь в камине — голый череп его продолговатой головы блестел в огне коричневым отливом и казался бронзовым.

Переворачивая угли, он непринужденно заговорил ровным хриплым голосом:

— Думаю, друг мой, сегодня мы окончательно решим наше дело? Да?

При звуках ровного, лишенного интонаций голоса, который так не вязался с его приподнятым настроением и нервным напряжением, Эрге охватил беспокойный, почти суеверный страх.

О главном он и не подумал. Главное же — это Лайстерд, его деньги, от него зависит практически все, ибо копейки, что можно взять за продажу патента — ничтожны.

Эрге заволновался. Терпкий холодок прошел по всему телу и показалось, что на этот раз — может, впервые в жизни — он не сумеет сохранить на лице маску равнодушного спокойствия. Еще немного, и он, чего доброго, станет выглядеть смешным и жалким.

Лайстерд, не услышав ответа на свой вопрос, поднял голову.

— Да… конечно, — нетвердо ответил инженер.