Азимут бегства
Шрифт:
В книге «И Цзин» есть категории для всего сущего. Есть убедительные доказательства того, что китайцы разработали шестьдесят четыре гексаграммы как календарь, как способ определять время через возможности. Исходно эта система разрабатывалась с привлечением сложного математического аппарата и снабжалась для продолжения работы единственным ключом. Все это Иония отчетливо понимает. Он понимает, что гексаграммы — это система бинарных, то есть двоичных структур, что шестьдесят четыре гексаграммы в действительности соответствуют тридцати двум структурам и покоятся на принципе инверсии. Он понимает также, что вероятность изменения определяется фактором числа шесть. Он знает, что если достаточно долго смотреть на определенное
— Имеет значение, в каком порядке мы будем подниматься? — спрашивает Липучка.
Видно, что Иония тронут; он останавливается, лыжи перекинуты через плечо.
— Нет, — с улыбкой отвечает он, — не имеет, но спасибо за вопрос.
Обутый в тяжелые зимние ботинки оператор следит за происходящим словно хищник, не произнося при этом ни единого слова. Однажды Иония видел, как какой-то парень пытался дать ему взятку — стодолларовую купюру, чтобы только покрасоваться перед своей подружкой. Это было в два раза больше, чем оператор зарабатывает за день. Пять месяцев в году он усаживает люден в кресла подъемника и следит за тем, чтобы они в целости и сохранности покинули вверенный ему клочок земли. Так вот однажды какой-то турист пытается сунуть ему сто долларов, чтобы что-то от него получить. Тогда оператор останавливает подъемник, ждет, когда все выстроятся в одну очередь — вся полуденная толпа, — подходит к тому человеку, отряхивает с куртки снег, берет у человека купюру и демонстративно кладет ее ему в карман. После этого он снова запускает подъемник. Достаточно заплатить вниманием, и мир откроет вам свои тайны.
22
Габриаль, Липучка и Койот плечом к плечу сидят в кресле подъемника. Габриаль горбится, стараясь спрятать лицо от ледяного ветра. Он внимательно рассматривает железный решетчатый пол, выкрашенный синей краской шест и белый мир под ногами. Кто-то, кого зовут С.Б., увековечил на шесте свои инициалы, нацарапав их на синей краске. Липучка вертит головой, расслабляя шейные мышцы, косички веером разлетаются из-под шапки. Койот смотрит прямо перед собой, щеки его уже раскраснелись, глаза слезятся от ветра.
— Как вышло, — спрашивает Койот, — что Иония так хорошо знает Каббалу?
Габриаль слышит вопрос, но ему слишком холодно, и он не сразу находит ответ, не понимает, как вычленить вопрос из потока прочих звуков.
— Иония приехал из Иерусалима, — говорит он наконец, поднимая глаза. — Из земли обетованной, это у него в крови.
— Почему он не верит? — спрашивает Липучка.
— Нет, он верит, — возражает Габриаль. — Иония верит в Бога. Но сейчас не эта вера помогает ему в поисках.
Правда, сейчас их вообще ничто не направляет. Вокруг холодно, ветрено, и единственное, что они видят, — это согнувшиеся под тяжестью снега ветви деревьев.
Подход к маршруту — крутая дорога, раздавшаяся в стороны под потоком лет, пустоты, тяжести и просто из-за стремления всякой вещи падать вниз. Трасса обрамлена невиданных размеров валунами, изрезанными и страшными, как ворота Мордора. Каждый камень высотой не меньше тридцати футов. Вокруг них ели и сосны, все, что смогло пустить корни и удержаться на такой крутизне, корни изгибаются и извиваются между камнями под немыслимыми углами — просто невероятно, что они могут быть такими огромными. Иглы осыпаются под тяжестью снега.
Спуск высотой сорок футов, а за ним — крутой склон в добрых шестьдесят футов. Склон так крут, что можно взлететь в воздух, а первые двадцать футов не видны, скрытые краем обрыва. С того места, где они стоят, им видна только извилистая трасса первого спуска и десятифутовая площадка перед краем обрыва. Крошечный островок снега в мире беспредельного пространства. Далеко внизу виден и финиш — огромный кратер, пустой и безмятежный. Путь короток — надо только оттолкнуться, устоять на ногах, сохранив равновесие, рухнуть вниз и продолжить путь, если останешься жив.
— Мы готовы? — спрашивает Иония всех одновременно. Нет никакого смысла долго задерживаться наверху. Они либо спустятся, либо нет. Ветер все равно сдует их отсюда.
— Я буду считать, начиная с пяти, при счете «один» мы стартуем.
Секунды пролетели как во сне. Липучка и Габриаль издают боевой клич. Небо до странности похоже на женщину, которую когда-то любил Койот.
23
А в городе, всего в нескольких милях от трассы, мрачный, худой, высокий мужчина подходит к сидящим за столом туристам. Длинный, плохо сросшийся после перелома нос, черты лица плохо пригнаны друг к другу. Он говорит размеренно, с очень сильным иностранным акцентом. Куртка немного оттопыривается на поясе, и он старается не слишком сильно нагибаться вперед. Сейчас он думает, что, наверное, следовало бы оставить оружие в сумке, но уже поздно что-либо менять, и к тому же никто ничего не замечает, а сам он не собирается никому показывать пистолет. Им очень жаль, но они ничем не могут ему помочь, они не знают, где находится нужная ему улица, да, они сами приехали издалека. Пока они извиняются, подходит официант с коктейлями и начинает сервировать стол. Нет, отрицательно качает головой официант, он тоже ничем не может помочь. Правда, он может поспрашивать у других, но сейчас такая запарка, придется минуту-другую подождать.
— Не беспокойтесь, — пожимая плечами, с улыбкой отказывается посетитель, давая понять, что все это не так уж и важно. — Выпивайте на здоровье.
С этими словами он выходит на улицу.
Они стремительно отрываются от земли. Ускорение невероятно, не подвластно никакой человеческой силе, они реют, как птицы, от скорости закладывает в ушах и перехватывает дыхание. На бесконечное мгновение небо становится неправдоподобно синим, а потом разлетается на мелкие осколки, словно бескрайнее полотно лазоревого стекла.
Габриалю уже приходилось летать с обрывов. Несколько раз на лыжах, хотя и не с такой высоты. Но когда он был еще мальчишкой и жил на Ямайке, отец учил его нырять с высоких скал. Дождись прилива высокой волны и только тогда прыгай, говорил он. То же ощущение начинается где-то в животе и нарастает до того предела, когда ты понимаешь, что еще одна, нескончаемая доля секунды, и ты не выдержишь этого полета.
Воздух холоден. И вокруг так много причин для страха.
Кристиана вдруг отчетливо видит, как прямо перед ее лицом взлетает птица, наверное, это ястреб, но в этот миг ветер исторгает из ее глаз слезы, и она не успевает рассмотреть птицу. Она пролетает мимо, и крылатый хищник удивленно смотрит на нее с немым недоумением и мгновенно срывается с места, стремительно уходя вверх и в сторону, — сумасшедший порыв к единственной достойной цели — к солнцу.
Койот и Липучка приземляются рядом, взметая фонтаны снега. Лица их разрезаны широкими улыбками.
Что до Ионии, то для него каждый спуск означает одно и то же. Он чувствует себя частью великого вектора. Шесть линий падают чередой, летя друг на друга. Затем чувство полета пропадает, и наступает великая тишина, тишина, заполняющая небо до уходящего в бесконечность горизонта.
Потом все кончается, и они уходят, неторопливо прокладывая лыжню в снежной целине. Все заливает настоящий шквал света, теперь можно оставить в прошлом все, что надо было забыть. Вскоре они скрываются из виду, и никто из них не заметил фотографа, затаившегося в рощице на южном склоне трассы. Аппарат быстро падает в рюкзак. Следы фотографа вьются по спуску, и вскоре этот человек тоже исчезает из виду.