Азия в огне(Фантастический роман)
Шрифт:
Он уже хотел взойти на аэронеф, как неожиданно к нему подошел полицейский офицер и, поклонившись, произнес:
— Я имею честь видеть капитана Меранда?
— Да, это я.
— Префектура поручила мне, капитан, принять необходимые меры для охраны вашего воздушного корабля и ваших спутников. Я ожидал вашего возвращения, чтобы получить от вас соответствующие указания. Располагайте мною.
— Благодарю вас. Ваша предупредительность избавляет меня от лишних хлопот. Завтра я рассчитываю этот аэронеф передвинуть в Шале, но сегодня на ночь я желал бы его оставить здесь, если он не слишком мешает уличному движению.
— На этот счет вы можете быть совершенно спокойны!
— В таком случае — единственное, что меня заботит сейчас — это экипаж. Я желал бы дать ему свободу и избавить его от охраны аэронефа.
— Мои люди сумеют прекрасно посторожить ваш воздушный корабль, но я боюсь, как бы он не поднялся тут в воздух без вас (Почтенный полицейский чин предпочитал называть аэронеф традиционным именем воздушного корабля).
— Мы можем устроить так, чтобы не произошло ничего подобного. Я пойду, распоряжусь, чтобы все необходимое для устранения подобной возможности было немедленно сделано и тогда только уведу своих спутников.
Сообразительный, как всегда, Полэн предвидел, что придется на ночь покинуть аэронеф на ответственность полицейской стражи. Он запер двери блиндированной башенки, снял педаль, которой приводился аэронеф в движение и, в избытке предосторожности, несмотря на то, что собственная тяжесть машины достаточно была для противодействия любопытным, которые пожелали бы передвинуть его с места, он привязал его четырьмя канатами к четырем кольям, солидно вбитым в землю.
— Вот как, мой славный Полэн! Я вижу, что ты и на этот раз сумел устроит все как следует, не дожидаясь наставлений… Молодец! И так как теперь все уже в порядке и охрану нашего «судна» взяла на себя полиция, то мы теперь вправе воспользоваться вполне заслуженным отдыхом. Я увожу вас обоих и у меня вы получите добрый ужин и две чистые постели, в которых вам, пожалуй, будет поудобнее растянуться, чем у нас, на аэронефе.
— Благодарю, господин капитан, с моей стороны не последует отказа!
III. Интимные излияния
Возвращение Меранда домой было приветствовано новыми восторгами. К излияниям в зале — присоединились излияния из кухни: дверь быстро открылась, и Клеманс втолкнула в ярко освещённую комнату нашего приятеля Полэна, которого г-жа Меранд сначала не узнала, так как смуглую весёлую физиономию его сильно изменили усы — Входи, входи, дружек! Матушка, Шарлотта — вот он, мой освободитель!
— Это Полэн! — вскричали одновременно обе женщины и, повинуясь одному и тому же побуждению, они подошли к нему. Г-жа Меранд, взяв в свои руки голову матроса, расцеловала его в обе щеки, а Шарлотта изо-всех сил сжала его грубую лапищу своими обеими маленькими ручками, Полэн, бормоча что-то бессвязное — плакал и смеялся вместе, а прислуга, стоящая у дверей, следовала его примеру. Клеманс вытирала передником свои мокрые щеки; Меранд и Дюбарраль не могли удержатся от смеха, смотря на эту трогательную и забавную картину. Г-жа Меранд благодарила Полэна тысячью милых слов, которые может найти только сердце матери. И добродушный парень ревел белугой, вертя в руках свою фуражку. Но вскоре его обычный нрав взял верх над волнением.
— Нечего, сударыня, баловать меня таким образом. Если капитан и возвратился, этим он обязан Аркамонской Божьей матери. Я же был просто собачьим сыном, когда в первый раз покинул его среди бешенной орды, которая нас атаковала. Вот, тогда-то я и должен был его спасти. И еще…
— Перестань, Полэн, — перебил его Меранд: — ты более, чем выполнил твой долг. А теперь— ступай отдохнуть. И постарайся развеселить бедную Клеманс. Однако, где же Иван? Иван!
Прислуга у двери расступилась и дала дорогу русскому гиганту, который приближался тяжелыми шагами, опустив от робости глаза.
— Это — Иван, помощник Полэна. Он тоже имеет право на вашу признательность. Ведь он-то и спас Полэна, следовательно, он-то и есть настоящий виновник нашего бегства!
Все окружили Ивана, который очень мало понимал по-французски, но все-таки достаточно — для того, чтобы понять, какие чувства ему выражали.
Когда Полэн и Иван удалились — Меранд с нежностью подошел к матери и сказал:
— Пора вам на отдых, дорогая мама, — уже так поздно.
— Да, да, я пойду, мой мальчик. Я вся разбита, но так бесконечно счастлива! Завтра я буду более в силах слушать тебя и смотреть на тебя. Увы! Я хорошо понимаю, что недолго мне придется полюбоваться на тебя… Тебя потребуют на помощь— так как ты возвращаешься оттуда!
— Спите спокойно, мамочка, и не думайте ни о чем. Я избег уже стольких опасностей, что надеюсь не подвергаться уже чему-нибудь более ужасному. Пойдемте, я сам провожу вас в вашу комнату.
Робер Дюбарраль и Шарлотта остались одни, они молча ждали возвращения Поля. Они обменялись сочувственным рукопожатием и сердца их были переполнены, вследствие волнений этого вечера.
Спустя несколько минут вошел Меранд.
— Мать отдыхает. Тоже самое следовало бы сделать и нам. Но если вы оба еще не хотите спать— поговорим еще немного.
Никакой шум извне не долетал к ним. И ночной Париж, Париж веселых бульваров, еще возбужденный памятным событием сегодняшнего дня, не мог побеспокоить этих людей в их уединенном, глухом уголке, людей, которых Провидение соединило после таких трагических перипетий. Они испытывали желание откровенно и сердечно побеседовать. Особенно Поль Меранд, после долгих месяцев узничества, после тоски и тревог, которые он за это время претерпел, после многочисленных и резких волнений, предшествующих бегству, — чувствовал особенное стремление распахнуть свою душу, чтобы дать оттуда вырваться другим тайнам, не тем, которые его профессиональный долг заставил его немедленно сообщить главарям государства и армии.
— Ну, расскажи нам поподробнее твои приключения, дорогой Поль! — вскричала Шарлотта: —Мы решительно ничего не знаем, кроме того, что ты был взять в плен у озера Эби-Нора и бежал из Самарканда при помощи Ивана и Полэна. Ты, наверное, так много видел, так много страдал.
— Ах, ты, любопытная сестренка! Да мне понадобились бы не одна, а несколько ночей, чтобы рассказать вам все, что произошло за эти шесть месяцев. А я еще оставил там мой дневник! Он, наверное, сейчас в руках Тимура… А то, быть может, его сожгли ламы, или спас наш друг, доктор Ван-Корстен. Впрочем, я даже не смею надеяться, что он жив, — прибавил он с грустью: — Тимура, несомненно, привело в ярость наше бегство. Я опасаюсь, что от нашей миссии только и осталось, что Полэн и я. Я видел, как упал Германн с сломанной ногой, не дойдя нескольких шагов до аэронефа. А доктор, из героического самоотвержения, совершенно в данном случае непонятного, отказался следовать за нами. Быстрота подъема нашего аэронефа была так велика, что только на высоте двух тысяч метров я заметил, что с нами нет ни Нади Ковалевской, ни…