Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г
Шрифт:
Ждали послы все же недолго. На следующий день пришли с моря казаки, человек 800, и Исай Мартемьянов с ними. Оставили они небольшой караул в устье, а сами явились за жалованием. Сразу же собрали круг и за Кондыревым послали.
Кондырев передал казакам царские грамоты, сказал про жалование и про то, чтоб с азовцами помирились и их, послов русских и турецких, в Азов с честью проводили. А жалование потом бы разделили, но без огласки, чтоб русским послам в Турции из-за жалования никакого задержания не было.
Казаки отвечали, что государеву жалованию они рады,
Спор был прерван появлением казака, прибывшего с устья, который объявил: показались турецкие корабли.
Исай Мартемьянов поручил принять жалование Тихону Чулкову и Василию Чернову, а сам стал отдавать распоряжения к выходу в море.
Чулков велел казакам выгружать царское жалование их судов на площадь у часовни, а сами суда выволочь на берег. Казаки потащили сукно, хлебные и пушечные запасы, бочонки с вином и деньги.
Посланники велели сказать им, чтоб они запасы устроили где-нибудь в другом месте, а не на площади, чтоб турецкие люди про запасы не знали, да и судов бы казаки к себе не брали. Казаки отвечали, что кроме площади запасы положить негде, а судов они прежде никогда с Дону не отпускали.
На следующий день казаки на 50 стругах, набившись по 30–40 человек, во главе с Исаем Мартемьяновым пошли в море перехватывать турецкий караван. Вместе с ними отправились разбойничать приезжие люди из Белгорода, Курска, Оскола, Путивля, Ливен, Ельца и московские торговые люди, приехавшие на Дон с товарами вместе с послами.
Поход длился пять дней. Казаки сошлись с турецким караваном, захватили корабль и две комяги и 26 июля вернулись в Монастырский городок, привезя с собой три захваченные пушки, «да погромной рухляди, сафьянов, дорогов, киндяков, бязей, луков немало». Шли они мимо стана турецкого посла, стреляли из ружей и показывали из стругов всю награбленную рухлядь.
Выждав, когда поутихнет радость, посланники стали говорить казакам, чтобы те помирились с азовцами. Казаки отвечали: «Если азовцы пришлют к нам, то, может быть, и помиримся, а сами не пошлем, ссылайтесь с ними вы мимо нас».
Посланники отправили в Азов некоего сына боярского объявить о своем приезде. Но азовские люди приходили к нему с великим шумом: «Пусть посланники придут в Азов, мы с ними управимся!».
Но азовские начальники дали знать московским послам, что прежние послы, идя в Царьград, замиряли казаков с азовцами; так не хотят ли казаки помириться и теперь?
Опять стали Кондырев и Бормасов казаков уламывать. Те признались, что ждут с моря ушедших еще в мае товарищей, а пока те не вернутся, мира с Азовом не будет и посланников туда не выпустят. Из дальнейших расспросов выяснилось, что с 1000 казаков еще где-то скитаются по морю, и чтоб выяснить — где, брали недавно донцы в Азове языка, может, быть в Азове больше известно. Сведения были неутешительные: у какой-то жидовской деревни в полдня пути до Стамбула вступили казаки с турками в переговоры, турки якобы за большие деньги полон хотели выкупить, три дня договаривались,
Узнав про все это, положили атаманы и казаки ждать возвращения своих с моря до Семенова дня (до 1 сентября).
Однако гулебщики вернулись раньше — 8 августа. Пришло их с атаманом Шило на 25 стругах человек 700, рассказали, что действительно побили у них турки человек 400.
Стали посланники атаманам и казакам говорить: «Ну, теперь-то отпустите нас в Азов?». Атаманы, подумав, сказали: «Отпустим и с азовцами помиримся, но не надолго, а только до тех пор, пока вы до Царьграда не доберетесь».
Делать нечего, поехали царские посланники в Азов и на таких условиях. До речки Каланчи провожала их московская стража и два донских атамана, Радилов и Мартемьянов, с четырьмя сотнями казаков. На Каланче ждали посланников азовцы на 30 стругах. Там их и передали.
И в Азове, и в Кафе, и дальше до самого Царьграда ругали московских посланников жертвы казачьих набегов и турецкие начальники, посланники же открещивались и по обычаю уверяли турок, что если вперед казаки станут ходить на море, то государь ради дружбы с султаном за них стоять не будет.
Кафинский паша Кондыреву на это сказал: «Донских казаков каждый год наши люди побивают многих, а все их не убывает, сколько бы их в один год не побили, на другой год еще больше того с Руси прибудет; если б прибылых людей на Дон с Руси не было, то мы давно бы уже управились с казаками и с Дона их сбили».
До предместий турецкой столицы посланники добрались только 12 октября, по дороге видели они следы разорения и безлюдье — приморские жители попрятались, напуганные казачьим набегом.
В Константинополе посланники застали смуту. Только что здесь был триумф Реджеб-паши, который привел с моря 18 казачьих стругов и 500 пленных казаков и был допущен султану руку целовать. Что это были за люди, «500 пленных казаков»? Видимо, беглые из московских земель, которые увязались за донцами и запорожцами на море. Они, видимо, и тот трехдневный торг устроили вопреки обычаям набегов, а теперь отдались в турецкие руки. Настоящие казаки и черкасы в таком количестве в плен никогда не попадали. А эти привыкли на Москве — повяжут их, а потом опять в войско набирают…
Триумф был опечален известиями, что в Багдаде восстали жители, недовольные сменой султана, и порезали янычар. Константинопольские янычары волновались и хотели идти на Багдад.
Кроме того, янычары явились на посольский двор с жалобою, что казаки погромили их корабль с товарами, и требовали, чтоб посланники заплатили за убытки.
Посланники их не велели пускать, тогда янычары стали ругаться: «Даром мы вам этого не спустим, приходите все с обманом, а не с правдою, казаков на море посылаете, корабли громить велите, здесь в Царьграде невольников крадете; и за это станем у вас резать нос и уши». После чего янычары ворвались в посольские комнаты, искали невольников, но никого не нашли и ушли с бранью.