Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г
Шрифт:
Заключение договора — и слово дали и по рукам били — о союзе с самозванцем против турок от имени Войска Донского, получающего жалование от Москвы, конечно же, рассматривалось московскими властями, как акт измены. И изменник сам приехал в руки. Правда, Александр говорил все эти речи уже после того, как Алексея Старова с товарищами взяли под стражу. Но у Москвы, видимо, были и другие источники.
А вскоре и сам самозванец явился в Россию и стал просить помощи против Турции — пропустили бы его Доном на Черное море, а он бы взбунтовал против турок Болгарию. Так что вина Алексея Старова сгладилась и голова его уцелела.
Донское
И с азовцами вновь сцепились. Доносили астраханские воеводы в Посольский приказ, что «на весне донских казаков и черкас с две тысячи человек ходили под Азов, и к Азову приступали, и около Азова юроды пожгли, и отводные башни разломали, и был у них с азовцы под городом бой, и, бився, пришли назад в свои городки».
А за разбои и грабежи и за нарушение царских заповедей наказали те же донцы своих собратьев из верхних городков.
Верхние городки от низовых во многом отличались. И людей здесь московских больше, и стычки с татарами и ногайцами чаще. Низовцы на ногайцев и крымчаков обычно сами набегали, те ж их старались не трогать, мимо обойти — на Руси и добычи больше и опасности меньше. Проторенные крымские и ногайские дороги за добычей на Русь лежали в стороне от низовых городков, но задевали верхние. Так что с весны казакам в верхних городках забот — успевай поворачиваться: сначала от крымчаков и ногайцев по островам отсидеться, а потом полон, ведомый с России, назад отгромить.
Да и городки верхние — на заведомо московской земле и от русских городов близко. Если что — московские власти за них за первых возьмутся.
Но в море за зипунами и с верхних городков казаки хаживали. Иногда вместе со всем Войском, но часто из-за недовольства низовцами, самовольными щеголями, — вместе с волжскими разбойниками на Каспий.
Теперь, когда отношения с Москвой зависли и непонятно было, чем еще они закончатся, хитрейший Епиха Радилов стал все Войско, и с верховьев и с низовьев, вместе сколачивать. Вызвали с верхних городков ребят, что обычно на Волге воровали, и на Яру в Монастырском урочище на круге по приговору били их ослопьями и грабили. Так же били и грабили всех торговых людей, кто их порохом и свинцом ссуживал и кто у них ясырь покупал. Наказав, предупредили, на Волгу больше не ходите, а то вообще утопим.
На вопросы удивленные, а как же дальше жить, ответили: «С нами ходить будете…».
Вот так: с одной стороны — жест доброй воли, наказали царских ослушников; с другой — все Войско крепче в кулак взяли.
Вскоре пришлось Москве снова снимать с донцов опалу. В 1627 году, в разгар войны между шведами и поляками, послали турки в Москву своего посла, того же Фому Кантакузина с идеей союза Турции, Трансильвании, Швеции и России против Польши. За год до этого шведы московским властям союз против поляков предлагали, но Москва пока воздержалась. Теперь снова приехал Фома Кантакузин.
«Опальные казаки, — пишет Василий Сухоруков, — обрадовались, известясь о прибытии Кантакузина в Азов, встретили и проводили до украины с честью; ждали возвращения его из Москвы и милостивой грамоты и не обманулись в надежде». 11 декабря 1627 года Кантакузин прибыл в Москву.
В Москве посол передал царю письмо от Мурада IV: «вам бы попомнить прежнюю дружбу и любовь и быть с нами в сердечной дружбе и в любви и в послушании, как были предки ваши; о прямой своей сердечной дружбе к нам отпишите и послов своих к нам с грамотой посылайте без урыва, и если вам нужна будет какая помощь, то мы вам станем помогать».
Патриарху Филарету Кантакузин, научившийся говорить по-русски без толмача, объявил, что султан Мурад хочет иметь в лице царя Михаила Федоровича брата, а чтоб патриарх Филарет был им как отец, и тогда никто их братской любви не сможет разорвать.
Цель этой братской любви — война против Польши. Кроме того, Кантакузин предупредил, что в Москве кто-то тайно ссылается с поляками, поскольку содержание прежних русско-турецких переговоров стало им известно, и просил унять донских казаков, чтоб не ходили на турецкие земли. «Филарет Никитич отвечал обычною речью, что на Дону живут воры и государя не слушают».
После окончания протокольных речей Филарет стал расспрашивать посла, как давно царствует новый султан, сколько ему лет, «и какой был веры, так же и паши какой были веры». Каетакузин отвечал, что султан царствует четвертый год, а лет ему семнадцать, «был греческой веры, потому что мать его была за попом, очень смышлена, и султан ее слушается. Визирь Гассан-паша греческой веры был, султан его слушает и жалует, другой визирь, Резен-паша, также греческой веры» [6] .
6
Соловьев С. М. Сочинении. Кн. 5. С. 196.
Вот так перед патриархом Филаретом замаячил союз, основанный на скрываемом турками православии, и возможность руками мусульман побить ненавистное католичество.
С Кантакузина взяли запись, что турецкий султан и русский царь будут в дружбе, любви и братстве навеки, что султан поможет ратями своими царю против поляков и не велит крымчакам, ногайцам и азовцам ходить войной на Московское государство.
В 1628 году Кантакузина отправили обратно, с ним ехали русские послы, дворянин Яковлев и дьяк Евдокимов, везли султану грамоту, что казаки на море не ходят и ходить не будут, а заодно и жалование донцам — 2000 рублей, сукна и другие запасы.
Прибыв на Дон, в низовые городки, посольство узнало, что казаки, как и обычно, ушли на море грабить и повел их атаман Иван Каторжный, а с Азовом — размирье.
Послы потребовали, чтоб донцы помирились с Азовом и «свели своих товарищей с моря». Донцы ответили: «Помиримся, турецких судов, сел и деревень громить не станем, если от азовцев задору не будет, если на государевы украйны азовцы перестанут ходить, государевы города разорять, отцов наших, матерей, братью, сестер, жен и детей в полон брать и продавать; если же азовцы задерут, то волен Бог да государь, а мы терпеть не станем, будем за отцов своих, матерей, братью и сестер стоять» [7] .
7
Там же. С. 196–197.