Б-11
Шрифт:
– У нас и дрон есть? – удивился Феликс.
– Куда же в наше время без дрона, – ответил Макс. – Вот только его еще надо на крыло поставить, летать в туннелях только в компьютерных бродилках легко. Внимание тем, кто идет со мной: всем взять оружие, тактические фонари, респираторы и портативные счетчики Гейгера.
– И где их взять? – спросил Феликс. Макс вздохнул:
– Идите за мной, я покажу.
Все необходимое оказалось в одном из ящиков – там были респираторы на всю команду, счетчики Гейгера, фонари и не только – большую часть ящика занимали
– Это на случай, если в шахте действительно что-то опасное, – пояснил Макс. – Потому мы и не лезем туда, очертя голову, сначала спустим дрон с приборами, все взвесим, измерим, а потом и спустимся – все скопом или самые смелые, смотря по тому, что мы там найдем.
Надев респираторы, укрепив на запястьях счетчики Гейгера, взяв оружие и фонари, команда отправилась вниз, провожаемая взглядами остальных. Только здесь можно было оценить, насколько велик валун, накрывающий скважину – свет мощных фонарей не то, что не доставал противоположного края пространства под мегалитом, но даже не добивал до искомой шахты. Это было странно.
Впрочем, вскоре Макс и компания наткнулась на то, что они сначала приняли за шахту – пол под ними, шедший до того с небольшим уклоном, внезапно обрывался вниз – но, при дальнейшем рассмотрении, выяснилось, что неглубоко – метра на три-четыре. Внизу была площадка примерно той же ширины, а за ней открывалась она.
Больше всего она напоминала озеро, в котором вместо воды плескалась кромешная тьма. Не сговариваясь, Макс, Македонский и Феликс поводили фонариками, но достать лучом до противоположного края штольни им не удалось.
– Сколько же у нее диаметр? – спросил Феликс.
– Сорок два метра, – ответил Макс.
– И вы называете это буровой? – удивился Феликс. – Это же целая шахта.
– Ага, – подтвердил Макс, – но, по сути, это самая большая в мире буровая установка. Если учесть, что глубина у этой штольни – более двенадцати километров. Так что эта штольня сейчас – наше самое глубокое проникновение под кожу маменьки-Земли.
– Двенадцать километров? – у Феликса глаза на лоб полезли. – Так она должна была давно в магму уйти! А до этого – расплавиться к чертовой матери, я читал, что на такой глубине температура – как в кипящем чайнике.
– Да, – подтвердил Макарыч, доставая папиросы, – должна была. Но не расплавилась. Хотя, возможно, она сейчас плавает на поверхности магмы, как поплавок в бачке унитаза.
Феликс удовлетворенно кивнул, а Макарыч подошел к Македонскому:
– Александр, Филиппович, у Вас огоньку не найдется?
Македонский остановился, и дал геологу подкурить. Склонившись к огоньку, Макарыч тихо сказал:
– Кстати, Александр Филиппович, если остановить установку, она не только ведь бурение прекратит – вся система жизнеобеспечения рухнет, и тогда установка превратится в рукотворную версию геенны огненной.
– А зачем нам ее останавливать? – с подозрением посмотрел на него Македонский. – И вообще, не факт, работает ли
– Работает, – заверил его Макарыч. – Вхолостую, но работает.
– Откуда ты знаешь? – спросил Македонский.
– Землю надо уметь слушать, – ответил Макарыч, – земля многое может рассказать.
– Про то, что нам нужна установка Ушинского, тебе тоже земля нашептала? – тихо спросил Македонский, также закуривая – отчасти, для того, чтобы перебить смрад от папирос Макарыча.
– По крайней мере, фамилия эта Вам известна, – усмехнулся тот. – Да ладно, Александр Филиппович, не менжуйтесь. Экспедиция – штука затратная, значит, нужны спонсоры. А что такое «Фонд развития исследовательских инициатив», он же «Фонд Мелкина», он же «Стигма-три», мне давно известно. Что еще могло их заинтересовать в этой глуши? Не чакли же…
– А у тебя какой интерес? – прямо спросил Македонский.
– Восстановить справедливость, – ответил Макарыч. – Вернуть старые долги. Макнуть одно академическое светило мордой в то дерьмо, в которое… а, ладно.
Он вновь затянулся папиросой, и добавил:
– Я вам мешать не буду, но и вы мне не мешайте, идет?
– Поживем – увидим, – уклончиво ответил Македонский. – Надо найти спуск вниз, если он есть. А если нет – подумать, как его организовать. Направо пойдем, или налево?
Погода севера – штука коварная, но то, что случилось, было круто даже для Карелии, тем более, что на улице была весна, а капризы погоды, все-таки, более характерны для осени или зимы. Тем не менее, ученые говорят о глобальном потеплении, и это глобальное потепление почему-то выражается в майских – июньских похолоданиях. Снег в начале июня в средней полосе России, кажется, уже никого не удивляет. А уж в апреле – так и подавно.
Но одно дело – легкий снежок, который растает на следующее же утро, и совсем другое – шквалистый ветер и обильный снегопад. Не прошло и получаса после ухода Макса сотоварищи на разведку, как оставшиеся буквально на собственной шкуре осознали, что сейд, несмотря на свою монументальность – не особо хорошая защита от пронизывающего тысячами ледяных иголок ветра с мокрым снегом.
– Надо в контейнер укрываться, – сказал Мишка, пытаясь прикрыть лицо куцым воротником куртки.
– Разумно, – заметил Игорь, – но о связи придется забыть. Черт, мы с собой столько оборудования тащим – вот кто мешал взять нормальную спутниковую тарелку?
– Может, еще и ванну-джакузи? – хохотнул проходивший мимо Генка; они с Волосатым вытащили из контейнера генератор, запустили… и теперь затаскивали обратно, опасаясь за сохранность оборудования. – А насчет контейнера – Мишка прав, хотя бы девочек туда можно засунуть, а если потесниться, то места всем хватит… даже с генератором, благо, мы из контейнера уже вынули все лишнее: и канистры, и лебедку, и тросы, и кабеля.
– Здорово, – заметил Мишка.
– Кстати, – поинтересовался Игорь, – что у нас тут с радиацией? А то, может, мы зажаримся быстрее, чем замерзнем…