Б-11
Шрифт:
Думая о своем, Даша стояла в дверях душевой, глядя на комнату, и не могла видеть то, что происходит у нее за спиной. А душевой поддон за ней вдруг начал наполняться вязкой темной жидкостью, напоминающей нефть, какой она бывает на месторождениях – темной, чуть красноватой, похожей на жидкую, но сворачивающуюся кровь.
Мгновение – и вязкая масса хлынула через бортик, заливая пол душевой. Может быть, в этот момент Даша почувствовала что-то: ей вдруг захотелось обернуться, и она почти сделала это, но ее окликнула Ира:
– Даш, ну ты долго там стоять будешь? Я есть хочу!
–
В обеденном помещении базы за столом сидели мужики, и ели. Точнее, не только мужики – суровую компанию разбавлял прекрасный пол в лице хмурой Тани и жизнерадостной Жени, сидевшей между Феликсом и Генкой. Эти двое по первому слову Жени спустились в обнаруженный девушкой подвал, оказавшийся совсем небольшим погребом. Ничего необычного в подвале не оказалось – вздувшиеся консервы с давно прошедшим сроком годности, какие-то куски – должно быть, когда-то это было замороженное мясо или рыба, полуистлевшие мешки с высыпавшимися крупами. Но среди всего этого безобразия обнаружилось несколько странных бутылок. Вытащив их на свет Божий, Генка выдохнул едва ли не с благоговением:
– Мать моя женщина! Это же ракия! Клянусь своими ботинками, настоящая пеканка, а вот сливовица…
– Кому нужны твои ботинки, – пробасил Волосатый, забирая одну из бутылок, – пить-то это можно? Оно здесь тридцать лет простояло…
– Ракия от выдержки только лучше становится, – авторитетно заявил Генка.
– Тогда нам стоит отметить наше прибытие, – разрешил Макс. – Только чур не напиваться, завтра нам еще работать.
– Да ну, – отмахнулся Генка, – тут всего-то пару бутылок, на такую толпень. А девочки грозились закуси настрогать…
– Уже настрогали, – сообщила Женя, – и, между прочим, очень недовольны, что вы еще не едите. Мы старались, готовили…
– Не так уж и старались, – хмуро возразила Таня. – мяса нарезали, хлеба, салатик сообразили…
– Не знаю, как кто, – сказал Игорь, – а я голоден так, будто это меня в подвале тридцать лет продержали.
Все уселись за стол, на котором, действительно, было прилично еды. «И когда это Женя с Таней все успели?» – думал Миша, – «Они, конечно, прибыли раньше остальных, но ведь наготовить такую кучу еды – это не на пять минут работы: порезать все, смешать, разложить… а девочки, в отличие от сильной половины экспедиции, даже принять душ и переодеться успели…»
Генка, как обладатель трофеев, вскрыл одну из бутылок, и понюхал содержимое:
– Не соврала этикетка, – сообщил он. – Первоклассная сливовица. Нюхать не советую, до первого глотка… так, а наливать-то куда?
Выяснилось, что собственная утварь экспедиции осталась наверху, хорошо, хоть терморюкзаки с продуктами захватили. Не беда – на кухне нашлись стаканы, вернее, кружки. Их принес Волосатый. Разливал Генка.
– Ну, за успех экспедиции, – предложил тост Макс, когда налито было у всех. Против такого тоста никто не возражал, лишь только Феликс заметил:
– Пал Петровича с Макарычем нет,
– Штрафную выпьют, – решил Генка, опорожняя свою кружку. Все последовали его примеру. Реакция на напиток у всех была разная: у кого-то, вроде Игоря или Жени, буквально глаза на лоб полезли, а вот Волосатый и Таня даже не поморщились. Кто-то торопливо закусывал, кто-то спешил запить…
– Так это, – сказал неугомонный Генка, – Макарыч начал рассказывать историю этой шахты, да не закончил. Интересно, что дальше-то было?
Макс покраснел, и зло посмотрел на Генку, всем своим видом пытаясь показать, что за столом, да еще и в присутствии женщин, подобный рассказ неуместен…
– Так-так-так, – покосилась на него Таня. – Секретничаем, значит? И что же такое мы, по мнению махрового сексиста Макса, мы не должны знать?
Пришлось Максу пересказать все то, что было рассказано до этого Макарычем в теплой, мужской компании.
– Значит, там, куда мы идем, может быть опасно? – тихо, с серьезным тоном спросила Женя.
Макс тяжело вздохнул, жестом остановил Генку, неуклюже пытавшегося исправить положение фразой «между первой и второй таракан не пробежит» – и попытками налить по второй, и сказал:
– Опасно может быть и в центре Москвы, смотря, что считать опасностью. А уж в шахте глубиной тринадцать километров – тем паче. Но, кажется, я ни от кого из вас не скрывал этого. Все материалы по одиннадцатой лежали в моем облаке, вы их читали. Но если очень хочется услышать еще раз – пожалуйста.
Одиннадцатая была одним из самых первых инвестиционных проектов в Советском Союзе. Спонсировал его некий «фонд Мелкина», зарегистрированный в СФРЮ, видимо, это и объясняет погреб, полный ракии. Не знаю, где Сла… Верховцев познакомился с этими югославами – может, в дурке, хотя откуда мог появиться представитель инвестиционного фонда из не совсем социалистической страны в советской психбольнице? Как бы там ни было, об экспедиции знали немногие; конечно, КГБ был в курсе, да и Академия Наук тоже.
И тут дверь открылась, и на пороге появился насупленный Макарыч. От него пахло папиросным дымом.
– Вот стоит отойти отлить, а они уже квасят, – сказал он. – Налейте и мне, что ли, сволочи жадные.
– С удовольствием, – Генка наполнил мутноватой жидкостью одну из «ничейных» кружек, – тем более, что по правилам международной федерации литрбола Вам штрафная полагается.
– Хватит мне выкать, – буркнул Макарыч, садясь на свободное место рядом с Македонским. – Можно на ты. Кто-нибудь знает, который час? У меня часы остановились…
Макс бросил скептический взгляд на старинный хронометр Макарыча – очевидно, раннюю китайскую копию советских «командирских» часов, некогда хит продаж в привокзальных лавках, и посмотрел на свои, дорогие швейцарские. После чего нахмурился:
– У меня тоже встали. Странно. Александр Филиппович…?
– Без одиннадцати шесть, – ответил Македонский, посмотрев на свои электронные часы. – Похоже, непогода у нас не просто так: тут такое случается, когда идет магнитная буря. Над полярными областями озоновый слой, говорят, тоньше, космические частицы проникают…