Баба Люба. Вернуть СССР
Шрифт:
Ответила, взвесила.
Следом дедок:
— А эта редиска откуда? Мне вот этот пучочек. И вот этот.
Обслужила.
Следующий покупатель взял свеклу.
Галя-джан, как называл её Рафик, смотрела, смотрела и не выдержала:
— Слышь, подруга, ты чего творишь-то, а? — фыркнула она.
— Овощи продаю, — даже растерялась я от такого её напора.
— Да я сама вижу, что овоща, но кто ж так продаёт-то? — поморщилась Гала.
— Что не так?
— Сюда смотри! — Гала поманила
— Угу.
— Ты его подкручиваешь, во-о-от так, но не сильно, на два прокручивания. Поняла? На два только. А потом уже взвешиваешь.
— А что, весы не откалиброваны разве?
— Отгавнованы! — покрутила пальцем у виска Гала, — ты Рафику всю выручку вечером отдашь. А так и у тебя кое-какой навар будет. Только подкручивай незаметно.
— Но это же получается нужно людей обманывать…
— А ты что думала? Или ты до сих пор считаешь, что на рынке всё точно взвешивают?
— Ну…
— Ещё слушай дальше, — нахмурилась Гала и воровато оглянулась по сторонам, не слышат ли покупатели, — когда тебя просят набрать килограмм овощей, ты что делаешь?
— Набираю килограмм, — удивлённо пожала плечами я, — а что?
— А то! Тебя просят килограмм, так ты набери с лишком. И улыбайся. Так им неудобно будет тебе эти двести-триста грамм обратно отбирать. А ты так быстрее всё и продашь. Тем более товар у тебя тоже скоропортящийся.
— Но как…
— Так! У тебя дети есть?
— Есть. Двое.
— Они что, конфет разве не хотят?
— Хотят…
— Ну так действуй!
— Но у этих покупателей дома тоже дети. И тоже конфет хотят.
— А тебе какая забота о чужих детях?
Я хотела сказать, что дома у меня тоже дети чужие, но не стала. Тем более к прилавку как раз подошла бабушка.
— Доча, слушай, а у тебя капустные листочки вечером останутся? — заискивающе пробормотала она.
— Д-да, — кивнула я. — Конечно. Я же верхние, гниловатые или сухие, обрываю.
— А ты можешь мне их отдать? — прошамкала бабуля. Одета она была бедно, но чистенько, — ты же всё равно их выбросишь, а я супчик сварю.
У меня слёзы чуть не брызнули из глаз. И сердце аж закололо.
Не помня себя, я схватила кочан капусты. Положила его в пакет. Добавила туда картошки, две свеклы, морковку, пару луковиц, пучок петрушки. И сверху ещё положила баклажан.
— Вот, берите, — я протянула довольно увесистый пакет старушке.
— Да ты что, у меня денег совсем нет! — перепугалась та, — не надо!
— Берите, берите! Это гуманитарная помощь.
Старушка ахнула и рассыпалась в благодарностях, аж прослезилась, бедная. Схватила этот пакет, руки трясутся.
Господи, до чего же, твари, людей довели!
—
Нужно ли говорить, что вечером я не только положенную выручку не получила, но ещё и пришлось из своих (точнее из Любашиных сбережений) Рафику возвращать?
Мда, так я много не заработаю.
Домой я возвращалась уставшая, в глубоком минусе.
Но при этом я совсем не жалела. Как представлю эту старушку, как она из гнилых капустных очисток дома суп варит, так сердце кровью обливается. А ведь она войну пережила, светлое коммунистическое будущее всю жизнь строила. И вот «заслуженный» результат.
Домой я пришла уставшая, недовольная.
А в комнате через стенку уже вовсю гремит музыка — лиловогубая соседка развлекается. Войну она мне, значит, устроила.
Ладно.
Война, так война. Повоюем, раз так хочет. У меня как раз настрой соответствующий — повоевать. Но с наскока, с шашкой на танк я не люблю. А вот попартизанить — самое оно.
Я мужественно выдержала музыку (до двух ночи играла, пока сосед снизу не пришел к ней ругаться). А я вот не пошла. Утром я увидела, как сосед уехал на работу, часов шесть было.
Прекрасно! Просто прекрасно начинается этот день! Для лиловогубой я включила на всю громкость молитвенный хор старцев из Оптинской пустыни. В шесть утра. На планшете случайно обнаружила — Ирка когда-то накачала. Она одно время очень по всему этому заморачивалась, когда её парень бросил.
Планшет медицинским пластырем приклеила к стенке (да, обоев жалко, но они и так страшненькие. Да и духовность соседки значительно дороже). Получалось мне в квартиру не сильно слышно (и дверь я в комнату крепко прикрыла), зато лиловогубая будет наслаждаться. Во всяком случае спать не сможет. И так будет каждое утро. Вот и посмотрим, кто кого.
Я как раз сделала завтрак и разбудила ребят. Пока они собирались — раздался звонок в дверь. Стопроцентно лиловогубая молитвами Оптинских старцев прониклась и пришла приобщаться.
— Но я тоже подготовилась. Прихватила в руки «Сторожевую башню» и остальную макулатурку и дружелюбно пошла открывать.
Так и есть. Лиловогубая. Правда сейчас она была не накрашенная, что, однако, отнюдь не делало её приятнее.
— Ты чего спать мне не даёшь! Заколебала, корова! — заорала на меня соседка.
— Время молитвы, — назидательно сказала я торжественным тоном.
— Шесть утра?!
— Да, вот вчера полночи бесовские песнопения звучали. Грех-то какой. Нужно сегодня очистить душу святыми молитвами, — лучезарным голосом сказала я и с тихой улыбкой протянула ей брошюрки, — держи, сестра, приобщись. Скверну из души нужно выжигать молитвой.