Баба Люба. Вернуть СССР

Фонд А.

— Приятного аппетита, — я поставила перед ней тарелку с рагу, — скоро уже будут сырники.

— А ты чего тут сидишь? — обратила она внимание на Ричарда, который тихо сидел за столом и ждал сырники. — А ну, марш отсюда, когда взрослые разговаривают!

— Он ещё не поужинал, — заступилась за ребёнка я, — сырники ждёт.

Ричард выскочил.

— Ладно, Ричард, я тебе сейчас в комнату принесу, — не стала накалят обстановку я, — Тёте посекретничать надо. Не обижайся, ладно?

Ричард

кивнул и вышел.

— Тебе мало, что твой удод чужих детей на шею посадил, так ты их ещё разносолами кормишь, — неодобрительно проворчала Любашина сестра, уплетая рагу.

— А как надо?

— Да гнать их отсюда поганой метлой надо! — разошлась сестра и сказала, — что-то ты, Любка, совсем испортилась. Где твоё гостеприимство?

— В каком смысле? — удивилась я и посмотрела на стол: рагу еще в тарелке не доедено, хлеб я порезала.

— Ну, родная сестра на порог, а ты даже не почешешься!

— Ты о чём? — всё ещё не догоняла я.

— А налить?

— Я не держу дома спиртного, — отрезала я и выложила на сковородку новую партию сырников. — Муж на вахте, гости не ходят, так что надобности нету.

— Ох ты и вредная, Любка! — со вздохом сестра поднялась и вышла из кухни.

Через минуту вернулась, прижимая к груди бутылку портвейна.

— Где стопки?

— Держи, — я поставила на стол рюмку.

— А ты?

— Мне нельзя, пью таблетки, которые с алкоголем несовместимы. Нельзя.

— Ну как знаешь, — надулась сестра, — как по мне, то лучшее лекарство — вечерком соточку накатить. Все болезни как рукой снимает.

Я не стала спорить, каждый калечит себя, как умеет. Вон Ивановна могла бы доказать, что уринотерапия лучше. Я отнесла тарелку с сырниками Ричарду и вернулась на кухню. Любашина сестра накатила уже вторую соточку.

Лицо её раскраснелось.

— А мой урод говорит, мол, нечего на заводе сидеть без зарплаты, — начала жаловаться она. — И говорит, мол, давай Тамарка, бизнес откроем. Сейчас все бизнесом занимаются, понимаешь? И хорошо живут. Не то что мы. Но там первоначальный взнос нужен.

Ну ладно, хоть имя её узнала.

— Что за бизнес? — спросила я из вежливости, чтобы поддержать разговор.

— Вот какое твоё дело?! — возмутилась Тамара, — бизнес и бизнес.

У меня создалось впечатление, что ни она, ни её супруг сами толком не понимают, что хотят.

— В общем, я думаю так, — тем временем продолжила разглагольствовать сестра, — Дом в селе надо продавать, есть как раз хороший покупатель. Хорошую цену даёт. Долларами.

— Какой дом? — не поняла я.

— Где отец живёт, — пояснила Тамара и налила себе ещё портвейна.

— Но там же отец живёт, — осторожно

ответила я.

— Ну и что?

— А отца куда девать?

— Ну можно ему что-то попроще купить, или можно квартиру здесь где-то снять. Да и у тебя вон аж две комнаты.

— В одной комнате мы с мужем, во второй — дети.

— Ой это не твои дети, Любка! — возмущенно зашипела сестра, — Тем более комната большая, ещё одна койка спокойно встанет.

— Пожилому человеку покой нужен, тишина. А дети то уроки допоздна учат, то музыку слушают, шумят.

— Значит, не будут слушать! — изрядно захмелевшая Тамарка стукнула по столу кулаком. Рюмка с налитым портвейном перевернулась, портвейн залил стол, попал в тарелку с сырниками, потёк на пол.

— Осторожнее! — я схватила тряпку и торопливо принялась вытирать стол. Увидела, что впопыхах взяла не тряпку, а кухонное полотенце, и чертыхнулась — испортила, теперь и не отстираешь.

— Почему ты такая идиотка? — пьяненько возмутилась Тамарка, — всё тебе не так, не угодишь. Вечно ты крысишься, хнычешь.

— Я постелю тебе в своей комнате, — сказала я, чтобы закончить этот балаган, — иди умывайся в ванную. Я сейчас полотенце чистое тебе дам. А то вставать рано.

— Не командуй! — фыркнула Тамарка и поискала на столе рюмку.

Рюмку я убрала, а она даже не заметила.

Не найдя рюмку, Тамара схватила чашку Ричарда с недопитым чаем. Заглянула туда, увидела, что там чай и выплеснула остатки на пол.

— Ты что делаешь?! — возмутилась я, — ты что, не видишь, куда льешь?

— Вытрешь! — рявкнула Тамарка и вылила в чашку портвейн.

Я схватила бутылку, но та уже была пустая.

— В общем так! — мне это всё уже сильно не нравилось, и если сперва я отнеслась к любашиной сестре с интересом, намереваясь из беседы выяснить детали жизни моей предшественницы, то сейчас я поняла, что диалога и общения у нас с этим человеком не выйдет, — отцовский дом я продавать запрещаю! Категорически запрещаю! Ищите себе для своего бизнеса другой источник дохода. Можете хоть свою квартиру продать! А старого человека трогать не смейте!

— Вот ты дрянь, Любка! — психанула Тамарка и заорала на всю квартиру, — слушай меня внимательно, лахудра! Будешь мне мешать бизнес делать, расскажу твоему мужу про твоего любовника-уголовника!

И я вспылила, каюсь.

Схватила её за шиворот, и, хоть она была значительнее толще меня, и соответственно, тяжелее, но где только силы взялись — я легко потащила её к двери.

— Ричард! — крикнула я, — подай тётину сумку! Тётя уходит.

Ричард выскочил в коридор, во все глаза уставившись на меня.