Баба Люба. Вернуть СССР

Фонд А.

— Любовь Васильевна! — сказал он после долгой-долгой паузы, — произошла ошибка. Глупая некрасивая ошибка. И виноват я. Я предлагаю переступить сейчас все обиды и прошу вас вернуться обратно на работу.

— Я работаю, — пожала плечами я, и хотела уже открыть дверь и выйти.

— Погодите! — умоляюще сказал он, — буквально две минуты. Я вас не задержу.

— Вы работаете на рынке, я видел, — сказал Алексей Петрович.

— Да, на рынке, — кивнула я, — эта работа ничем не хуже других, между прочим. А раньше я вообще глазуровщиком

второго разряда работала, и ничего.

— Я не о том. — поморщился Алексей Петрович. — Вы постоянно на улице, и в дождь, и в снег, и в жару, таскаете сами эти тяжелые ящики. Вас надолго так не хватит.

— И что?

— Я предлагаю вам вернуться обратно.

— То есть работа дворником — это белая рубашка в офисе? — едко рассмеялась я, — это же совсем не работа на ветре, жаре и холоде, да? И таскать там ничего не надо? Ни песок, ни мусор, ни вёдра с извёсткой?

— Любовь Васильевна! — прокашлялся Алексей Петрович. — Прошу вас! У меня есть план!

Глава 15

— Звучит как угроза, — поморщилась я.

— Да нет же! Это хороший план, — загорячился Алексей Петрович. — Смотрите, вы возвращаетесь обратно, в течение двух недель работаете дворником — это ваш испытательный срок, а мы за это время отметим вас благодарностью в приказе, и затем сразу рекомендуем заместителем начальника отдела эксплуатации ВКХ!

— Что такое ВКХ? — испугалась я (ВДНХ знаю, ВКХ — нет).

— Водопроводно-канализационное хозяйство, — пояснил Алексей Петрович.

— То есть я стану королевой канализации? — расхохоталась я.

— А что не так? — вскинулся Алексей Петрович, — Хорошая, сытная, непыльная работа, ничем не хуже других.

— И буду повелевать ассенизаторами? Узнаю, так сказать, изнанку нашего мира? — на меня напало безудержное веселье. — Боюсь спросить, а как проходит инаугурация?

— Это же живые деньги! Наличка! — продолжал обольщать меня Алексей Петрович, проигнорировав мои подколки.

— У Рафика я тоже получаю живые деньги. Пусть не такие большие, но зато он хоть по-человечески относится к людям, — отрезала я и вышла из машины, — нет, Алексей Петрович, я не вернусь. И прежде всего потому, что не хочу работать с вами. Всего доброго!

На ужин я сделала овощное рагу и решила пожарить сырники. Сделаю побольше, ещё и завтра на утро останутся. А то мне на работу рано вставать надо.

Я как раз перетирала творог в миску, как вернулся Ричард.

— Тёть Люба, а что это так вкусно пахнет? — он зашел на кухню и пристроился за столом.

— Ты руки помыл? — спросила я строгим голосом, и принялась взбивать яйца с сахаром.

Ричард метнулся в ванную и уже через пару минут уплетал рагу.

— А где ты такой красивый фингал получил? — спросила я и принялась формировать сырники.

— С Сидоровым подрался, — настороженно буркнул Ричард и даже голову чуть в плечи втянул.

—

Драться не хорошо, — сказала я, чтоб хоть что-то сказать.

— Так он говорит, что я ублюдок! — вскинулся он, при этом уши его возмущённо полыхнули.

— Тогда правильно, что подался, — одобрила я, — свою честь надо отстаивать. Надеюсь победа была за нами?

— Ага, — растянул рот до ушей Ричард, — я думал вы ругаться будете.

— Ну раз Сидорова ты победил, то за что я буду ругаться? — пожала плечами я и принялась жарить первую партию сырников. — Победу нужно праздновать. Ты же слышал выражение — победителей не судят. Вот сейчас дожарю сырники, да со сметаной, и можно будет праздновать…

В дверь позвонили.

— Ричард, сходи, пожалуйста, открой, а то у меня сырники сгорят, — велела я, переворачивая подрумянившиеся сырники на другую сторону.

Ричард подхватился и убежал.

Через минуту раздался его голос:

— Тётя Люба, это к вам пришли!

— Иду! — огорчённо отставила сковородку в сторону я (вот терпеть не могу, когда так. Только-только разогреешь правильно сковородку до нужной температуры и обязательно кто-то начнет отвлекать! Убила бы!).

Но взяла себя в руки и пошла поглядеть, кому я там понадобилась в столь поздний час.

На пороге стояла женщина, как две капли воды похожая на меня, если я посмотрю в зеркало. Очевидно — сестра Любаши. В той, прошлой, жизни, у меня не было сестры. Интересно…

Женщина была ниже меня, плотная, можно сказать, даже приземистая. Я совсем не дюймовочка, но Любашина сестра выглядела намного толще даже меня. Баклажанные волосы у нее были взбиты в модную в это время стрижку, как у принцессы Дианы. Как по мне, более отвратительную причёску выдумать сложно. Но некоторым и такое нравится.

— Любка! — прямо с порога оживлённо закричала сестра, — ты чего такая вся сморщенная? Заболела? Очень плохо выглядишь! Как старуха какая-то.

— Да нет вроде, не заболела, — изумлённо покачала головой я, и посторонилась, пропуская её в квартиру, так как она чуть не снесла меня на пути.

— А я тебе говорила, что твой дурацкий брак с этим придурком до добра не доведёт! — выпалила она, разуваясь, — толку с такого мужа нету — по полгода где-то шляется, ни для тела пользы нету, ни для души. Да ещё вон двух байстрюков наплодил и тебе подсунул. Дура ты, Любка, вот что!

Я воздержалась от комментариев, молча наблюдая продолжение этого явления.

— Я у тебя переночую, — заявила сестра. — А может и поживу немного. С Вовкой поругалась. Пусть прочувствует, как без меня жить!

И тут только я заметила, что она с сумкой.

— Ужинать будешь? — спросила я, подавляя вздох.

— Конечно буду! — оживилась любашина сестра.

— Руки мой и заходи, я пока сырники дожарю, — сказала я и пошла на кухню.

— Зачем их мыть, и так сойдёт, — отмахнулась сестра и прошествовала прямо на кухню.