Баба-Яга
Шрифт:
Приехавшие на место специалисты почему-то сразу заболевали. День-два походят, а потом лежат пластом. Одни, словно малые дети, умудрялись простыть до бессилия и хрипоты, другие - объесться какой-то гадости до зеленого лица.
И работа простаивала.
– Мужики, вы ж меня без ножа режете!
– кричал Николай Николаевич. Но поделать ничего не мог.
Третьи же стали слишком часто прикладываться к бутылке. И хоть говорят, что истина в вине, но для Николая Николаевича одни убытки. Он даже решился пригласить другую команду спецов. Но почему-то все стало повторяться по новой: народ быстро спивался до зеленых человечков.
Говорят, беда не приходит одна. И правильно говорят.
Второй причиной головной боли шефа стала техника. Уже проверенные машины вдруг стали давать сбой и вести себя, словно норовистые лошади. Неделю проработают, а потом бац - и стопорятся.
Причины были банальными. Но, когда устраняли одну поломку, тут же, словно чертик из табакерки, выскакивало что-то еще. И так, мелочь за мелочью, раз за разом, и техника не вылезала из ремонтных боксов. А работа снова простаивала.
Третьим гвоздем в мягкое место стало появление различных странностей. Закупили хороший бензин, а после оказалось, что он разбавлен, словно базарная водка. То же самое с бетоном для фундамента. Купили в солидной конторе, у давно проверенных людей. Замесили специалисты, залили в первую яму. А он не стынет. Каша-малаша получилась какая-то. Хоть садись и лепи куличики.
И хоть говорят: тише едешь - дальше будешь, но в отношении строительства все выходит как раз наоборот. И сколько Ник Никыч ни ругался, ни бился и ни бесился, он так ничего и не добился.
И рад бы бизнесмен все бросить, чтобы оставшиеся деньки сберечь, да гордость не позволяет. Уж очень красиво расписал он друзьям-дельцам барыши от своей задумки. Хвастал как и своей идеей, так и своей хваткой и дальнейшими перспективами. Ведь коттеджный городок был только началом его творческих планов.
Да вот вышло по-другому. А признаваться в этом перед коллегами стыдно.
***
– Тетка Прасковья!
– громко позвал светловолосый и веснушчатый мальчонка, подкатив на велосипеде к одиноко стоящему домику на сваях. Он не любил забираться так далеко в лесную глушь, но уж больно зол был сегодня дядька председатель.
Бабка вышла на веранду через мгновенье, как будто ждала гостя.
– Чего орешь, белобрысый?
– грозно вопросила она, хотя глаза лучились добротой.
– Председатель зовет!
– весело отозвался тот.
– Говорит, "пусть эта бабенция срочно кидает свою "фазенду" и мчит ко мне".
– А хоть объяснил, чего надо-то?
– Не. Пьяный он. Ругается только. Говорит, приведи старуху, а не то шею намылю!
– Ладно, езжай. Я за тобой, тока лесапед найду, - ответила старушка и стала искать своего "железного коня".
Через полчаса отшельница была на месте. Секретарша сказала, что председатель у себя, и Прасковья Евлампиева проследовала по коридору к знакомой двери.
Даже не дойдя до кабинета, Прасковья почувствовала смрадный алкогольный дух. Внутри же ей открылось совершенно печальное зрелище. Вокруг уснувшего за столом председателя стояла батарея непозволительно дорогих бутылок и столь же роскошной закуски, принесенных явно кем-то чужим: в деревенском магазине таких деликатесов отродясь не бывало.
Прасковья деловито прошлась по комнате. Открыла нараспашку окно, оставила приоткрытой дверь, дабы лесной воздух сквозняком вынес отсюда иноземную заразу. Пустые бутылки с чудными названиями "Хенесси", "Блек Лэйбл" смахнула со стола в корзину, а остатки еды отнесла в пошарпанный временем холодильник "Днепр".
И принялась расталкивать уснувшего председателя.
– Горе-богатырь: пьян с вина на алтын, - проворчала она, почувствовав, что он зашевелился.
– А без поливки и капуста сохнет, - пробурчал председатель, не поднимая головы.
– Че, залил за галстук и дрыхнешь?
– фыркнула бабуля.
– Да я ж только чуток, - начал было оправдываться он, с трудом откидываясь на стуле, не решаясь разлепить сонные глаза.
– Ага. Выпил одну, выпил две, а третью не помню где. Вставай, срам господний. Чего звал-то?
Мужик открыл глаза не сразу. Но после того как все-таки опознал гостью, его лицо перекосилось отчаянной гримасой, и, наведя на старушку указательный палец-сосиску, он угрюмо заявил:
– Ты! Это ты во всем виновата!
Он не уточнил, в чем именно, но старушка поняла и делано возмутилась.
– Я? О чем это ты? Знать не знаю, ничего не ведаю.
Но председатель, казалось, не слышал ее.