Бабай
Шрифт:
Электрический свет в комнате смешался с бледным предрассветным маревом. В последовавшие затем секунды, мучительно томительные для Назара, чудовище никак на это не отреагировало, даже не повело своим черным лысым хвостом, и он серьезно забеспокоился, что мальчик, оставивший послание, все-таки ошибся. Тогда это означало бы…
Однако монстр вдруг резко обернулся к окну, ощеривая длиннющие конические зубы. И Назар готов был поклясться, что в тот момент рассмотрел в его
И этот страх сам по себе был ужасен.
В то же время Назар заметил, как границы туннеля начали дрожать под воздействием света и сжиматься. Но не он один. Бука, забыв об измотанном Михаиле Левшице, побежал к спасительному отверстию в полу; шерсть на нем уже потихоньку тлела. Он прыгнул в стремительно затягивающийся овал вперед ногами, будто нырял в воду «солдатиком». Но на полпути застрял в широкой части груди. Оглушительно взревев, монстр задергался, завертелся застрявшим туловищем. И ему удалось, протиснуться до плеч. Назар в немом отчаянии наблюдал, как он уходит, исчезая в недосягаемом для губительного солнечного света месте. Еще чуть-чуть, еще…
– Не-е-ет!.. – закричал Назар, не в силах вынести такого исхода, подбежал к почти сжавшемуся туннелю и схватил бабая за уши. Потянул изо всей мочи, удерживая его голову выше уровня пола.
Сил хватило ровно на две секунды.
Но больше и не потребовалось. Отверстие туннеля окончательно сошлось, начисто срезав голову чудовищу. Голова завалилась на бок, из открывшейся пасти выпал длинный узкий язык, глаза вылезли из орбит и лопнули. Омерзительный натюрморт довершила расплывшаяся темно-карминовая, почти черная, вязкая лужа.
Назар обессилено опустился на пол перед тем местом, где навсегда исчез туннель.
И вздрогнул, когда вдруг сзади безудержно, гомерически расхохотался отец.
Через пять минут уверенно ярчающий дневной свет попросту растворил в себе голову Того, Кто Стучал По Трубам.
Она бесследно истлела.
Они сидели на восстановленной в законные географические координаты кровати, привалившись спинами к стене, побитые и измотанные. Яркое солнце заглядывало в окно, до краев наполняло комнату бодрыми утренними лучами, и ему улыбалось в ответ другое, миниатюрное, на груди Назара.
– Боюсь, мамиными напоминаниями про козявочника тебя уже не пронять, – усмехнулся Левшиц, кладя руку на плечо сына.
–
– Нам ангелочками уж точно не отвертеться, придется многое объяснить. – Левшиц критически оглядел ущерб в детской, себя, потом Назара, – Очень многое. Но, думаю… – он выразительно поднял брови. – Для всех будет лучше, если у нас с тобой появится один большой общий секрет.
– Угу, – согласно закивал Назар. – Ей ведь это совсем ни к чему. Но… тебе, наверное, хотелось бы узнать, как все произошло?
– Не против услышать. Если ты сам этого хочешь, конечно.
Он помолчал минуту, собираясь с мыслями и возвращаясь в то утро 15 августа…
– Вы с мамой тогда перевозили вещи. Я был один и смотрел в окно из вашей комнаты. А потом случайно ударил по трубе – начал Назар.
ЭПИЛОГ
Навестив в больнице Валерию, они ненадолго расстались.
Назар ожидал у центрального входа здания, пока отец беседовал с одним из врачей, с которым специально познакомился три дня назад, когда они впервые посетили Валерию. Завтра она возвращалась домой.
– Вышло? – едва отец шагнул за двери, нетерпеливо подбежал к нему Назар. Левшиц задумчиво глянул на проплывавшие высоко в небе облака, обстоятельно высморкался в носовой платок и только тогда, посмотрев на сына, изнывающего от неведения, положительно кивнул.
– Круто! Ты молодец, па! – Назар победно изобразил серию ударов по невидимому противнику.
Как бы в доказательство справедливости полученного комплимента, Левшиц гордо продемонстрировал зеленый прямоугольник бумаги с целой колонкой подписей в нижнем правом углу и сложным орнаментом многочисленных печатей и штампов – в левом.
Они свернули на аллею парка, окружавшего по периметру здание больницы, и зашагали совсем не в том направлении, откуда пришли. Зеленая бумажка, перекочевавшая из рук Левшица-старшего к Левшицу-младшему, означала, что у них намечается сегодня еще один важный визит.
– Думаешь, он узнает тебя?
Назар погладил приколотый к рубашке ярко-желтый значок.
– Узнает. Конечно, узнает.
Предлагаемая автором концепция довольно оригинальна, однако в отдельно взятых моментах чересчур страдает от максимализма и крайней субъективности, что, вероятно, вызвано какими-то неизгладимо сильными эпизодами из его собственного детства, которые здесь конкретно не указаны, но имеют очевидное влияние.
(Из рецензии на книгу Н. Левшица «Детство, билет в таинственное государство»)